Макрохристианский мир в эпоху глобализации

Резолюции Гаагского конгресса провозгласили, что «наступило время для государств Европы делегировать некоторые из своих суверенных прав, полномочий и осуществлять их совместно». Первым требованием конгресса стала инициатива относительно «срочного созыва» Европейской ассамблеи. Специально созданной конгрессом комиссии было поручено безотлагательно начать подготовку «Хартии прав человека». Было согласовано, что будущая ассамблея должна будет выдвинуть предложение о создании Суда справедливости, способного применять санкции для обеспечения надлежащего уважения к этой хартии. Таким образом, конгресс государств Европы очертил сущность того, что должно было стать миссией Совета Европы.

Участники конгресса подчеркнули, что будущие союз или федерация должны оставаться открытыми для всех стран Европы, которые живут в условиях демократических систем и обязуются уважать Хартию прав человека. Гаагский конгресс стал сигналом и поворотным пунктом беспрецедентного проекта, наметившего долгий и нелегкий путь народов Европы к подлинному единству.

В 1949 г. Европа стала на путь экономического оздоровления. Этому в огромной мере способствовали введение плана Маршалла и создание Европейской организации экономического сотрудничества. Европа наконец поверила в себя как целостность, в свою способность объединиться и возродиться. 5 мая 1949 г. в Лондоне был подписан договор о создании Совета Европы, а 9 мая 1950 г. появляется историческая декларация Р. Шумана, тогдашнего министра иностранных дел Франции, в которой он предложил план объединения угольной и сталелитейной промышленности стран Европы.

План Шумана стал реальностью после подписания 18 апреля 1951 г. в Париже шестью странами — основательницами ЕС учредительного договора Европейского объединения угля и металла. А 25 марта 1957 г. в Риме в поддержку Парижского договора был подписан договор о создании Европейского Экономического Сообщества и Европейского сообщества атомной энергии (Евратома).

В этой связи Р. Куденхофе–Калерги, начиная с 1958 г., постоянно подчеркивал, что призванием вновь созданных европейских институций является не столько Европа деловых людей, сколько «Европа соотечественников». Он энергично содействовал разработке известного Плана Фуше 1961 года, предложенного французским правительством и поддержанного К. Аденауэром, который предусматривал первые шаги в направлении создания политического союза Европы.

В последней своей книге «Европа как мировая держава», представленной им по случаю XII Панъевропейского конгресса (Вена, 1972 г.) и пятидесятилетия панъевропейского движения, Р. Куденхофе–Каперги завешает: «Европа — это прежде всего общность судьбы». Символично, что почти тридцать лет спустя, в ноябре 2002 г., когда Европа снова оказалась на перепутье в связи с введением евро, расширением и кардинальной институциональной реформой ЕС, программная книга государственного министра Франции по европейским делам Пьера Московичи, отражающая официальную точку зрения французского правительства, выходит под очень схожим названием: «Европа как держава в процессе глобализации»259.

Не удивительно, что граф Р. Куденхофе–Калерги не был сторонником участия народов тогдашнего советского пространства (кроме стран Балтии, подвергшихся советской оккупации вследствие Пакта Молотова–Рибентропа) в будущей европейской федерации или конфедерации. Во‑первых, тогдашний сталинский, как и сменивший его хрущевский, режим не давал никаких надежд на вхождение СССР в «европейский дом», а любые мечты относительно распада громадной коммунистической сверхдержавы казались в то время фантастическими. Во‑вторых, следует, на наш взгляд, иметь в виду и тот факт, что в период 1922–1939 гг., когда активно формировались и совершенствовались концептуальные основы и идеология панъевропейского движения, сам Советский Союз географически и геостратегически был значительно менее «европейским», чем после Второй мировой войны, и в его состав еще не входили тесно связанные с европейской исторической и культурной традицией регионы Западной Украины, Западной Белоруссии, Калининградской области, уже упомянутой Балтии; еще не было Варшавского договора и Совета экономической взаимопомощи, которые обеспечивали бы глубокое военно–политическое, экономическое, а с ними и определенное культурное «вхождение», а точнее, доступ СССР к «традиционной Европе» (вместо этого существовал «санитарный кордон» «малой Антанты» против советской России). Наконец, В‑третьих, СССР активно пытался в те годы осуществлять теорию «экспорта революции» именно в Азии путем активного экономического и военного сотрудничества с Китаем, Афганистаном, Ираном и другими странами.