Макроскоп

— Ха! — сказала Афра.

Иво встрепенулся и вернулся к действительности: это была жизнь Гротона, а не его.

— В тот день я смертельно устал, — продолжал Гротон. — Насколько я могу судить, пришлось убрать достаточно мусора и неправильно произнести достаточно имен, чтобы хватило на целый год, но я никого ничему не научил. И, вдобавок ко всему, я получил три телефонных звонка от сердитых родителей, которые ругали меня за дурное обращение с их работящими ангелятами. Последний звонок был в час ночи и, наверное, я только тогда понял, что значит быть учителем.

— Следующий день был еще хуже. Прошел слух, что меня могут отозвать. Казалось, что каждый знал о моих неприятностях с дирекцией, и студенты решили меня сломать. Они без разрешения разговаривали, спали на уроках, рассматривали комиксы; я не мог сосредоточить их внимание даже на время. Я видел, что некоторые были заинтересованы в предмете и думали о будущем, но те, кто вовсе ничего не знал, отказывались даже слушать. Они рисовали девушек и гоночные автомобили на учебниках, и на доске всегда было написано неприличное слово. Всякий раз я его молча стирал, хотя мне советовали прочитать нотацию, но на следующий день оно появлялось снова. Когда я начинал говорить, раздавался непонятный звук — пищание губной гармошки или что-то в этом роде, — который прекращался, когда я замолкал. Я не мог его игнорировать, так как только он раздавался, весь класс начинал шуметь, а обнаружить источник я не мог. И я и они прекрасно знали, что случится, если я пошлю нарушителя дисциплины к директору. Со мной проведут беседу, не со студентами, на тему «Как важно держать ситуацию под контролем». Это была моя обязанность.

— Ад, — сказал Гротон, — это полный класс непослушных подростков и малодушная администрация. Это была каторга, но я не уходил. Тогда я и заинтересовался ходом переговоров между правительством штата и FEA[18].

— FEA? — спросил Иво.

— Ассоциация преподавателей Флориды. Это была организация учителей, может, она еще существует. Я действительно начал уважать их позицию. Я еще никогда так не работал, а кругом была ложь и несправедливость. Газеты были полны заголовками: «Замечательные добровольцы становятся на место сбежавших учителей!», «Никому не нужны наши невинные дети!», «Губернатор не дает комментариев» и так далее. Но теперь уж я знал, где правда. Эти дети были невиннее разве что журналистов! Я был скэбом — штрейкбрехером, и думал, что должны быть какие-то другие формы протеста, но ведь у учителей были свои убедительные аргументы. Добавочные деньги поначалу казались благом. Мой доход увеличился на сорок процентов. Но эти деньги того не стоили! Прежде всего, моя жизнь уже не принадлежала мне; я проверял работы каждую ночь и пытался что-то предпринять, если находил одинаковые ошибки — явный признак списывания, но не было доказательств. К тому же, еще нужно было подготовить урок на следующий день. Я не мог уснуть. Передо мной стояли эти хитрые юные лица, которые только ждали оговорки или того, чтобы я отвернулся, чтобы плюнуть на оконное стекло. Тут до меня дошло — их прежний учитель переносил все это за сорок процентов моей зарплаты! — Гротон на секунду задумался.

— Но самый сильный шок был в конце. Забастовка провалилась через пару недель, и большинство учителей вернулись на свои старые места. Я пошел на постоянную работу и вздохнул с облегчением. Казалось, гора упала с плеч. Но я еще раз навестил эту школу. Я хотел встретиться с человеком, которого я замещал. Я хотел извиниться за свое невежественное вмешательство и сказать, что он лучше, чем я. Это была мне наука, и я испытывал к нему огромное уважение и хотел, чтобы он знал, какую титаническую работу он делает в таких условиях. Я просматривал его книги и записи, и могу сказать, что он был очень хорошим инженером, он был на уровне, несмотря на то, что учебники и программы устарели. Но его там не было. Его классы расформировали. Администрация отказалась принять его вновь. Оказалось, что он был в руководстве FEA и одним из организаторов забастовки. Администрация отомстила ему и его соратникам, хотя все они были одними из лучших учителей в системе. Заурядных оставили, ведь те не «подстрекали» и не требовали улучшения системы образования. Я узнал, что так поступили во всем штате, а это значило, что система образования никогда уже прежней не будет. Они грубо вышвырнули наиболее преданных делу людей, наиболее небезразличных, вместо того, чтобы признать справедливость их требований.

— Почему они не увеличили зарплату? — спросил Иво. — Купили бы новые учебники и так далее. Так же сделали многие другие штаты.

— В то время у штата был большой дефицит бюджета. Если бы подняли зарплату учителям, пришлось бы поднять ее и другим низкооплачиваемым профессиям: полицейским, социальной сфере, даже временным рабочим. А это означает увеличение налогов…

— А-а…

— Или закрытие лазеек в налогообложении, — добавил Брад. — А это сильно ударило бы по специфическим интересам власть имущих.