Макс

Но бульдог в юбке, видать, не напрасно была военной закалки. Она встретилась со мной глазами. Надо сказать, когда ее взгляд скрестился с моим, поединок был практически на равных. Судите сами, что написано на ее лице, если я готова хорошенько разутюжить ее танком.

— Присутствие на любом корабле флота Соединенных Штатов запрещено всем, не прошедшим с удовлетворительным результатом БТКНС, базовый тренировочный курс навыков самообороны. — Лейтенант Хаки чуть ли не оскалилась. — Этот курс обычно занимает три недели. Учитывая ваши исключительные обстоятельства, мы согласились провести недельную ускоренную интенсивную подготовку. Весьма маловероятно, что вы эту неделю выдержите. Но если выдержите, через неделю будете допущены на корабль военно-морского флота США для попытки обнаружения местонахождения доктора Мартинез, а при благоприятных обстоятельствах и ее спасения под руководством, наблюдением и командой военно-морского флота США.

Боже! Как у нее только дыхания хватило всю эту тираду без остановки выпалить!

— Вам, кажись, нравится произносить эти слова: «военно-морского флота США». Нравится, да? — жизнерадостно спрашивает Газзи.

Ее серые глаза злобно сверкнули в его сторону.

— Лейтенант, я очень надеюсь, вы понимаете, что поиск жизненно необходимо начать как можно скорее, — твердо заявляет Джон. — Адмирал Беллоуз уверила нас, что нам будут предоставлены все возможные ресурсы.

— Никто вам в ресурсах не отказывает. Как только вы пройдете БТ…

— Мы уже слышали про ваш БТ, — перебиваю ее я. — У нас есть все необходимые навыки самообороны. И не только необходимые. Поверьте мне, ничему новому вы нас не научите.

На секунду всем показалось, что бульдожица сейчас рассмеется. Но вместо этого она как-то странно хрюкнула и махнула стоящему в дверях рядовому, тоже с головы до ног облаченному в хаки:

— Рядовой, проводите наших посетителей и их собак в отведенное им помещение.

— Слушаюсь, мэм! — Здоровенный солдат вытянулся в струнку и лихо приложил руку к пилотке.

Тотал глухо зарычал в негодовании, а я посмотрела на Джона. Он выглядит ужасно расстроенным, усталым и угнетенным — сразу понятно, как важно ему спасти маму. Жестом он подозвал нас поближе:

— Ребята, делайте пока, что вам велят, а я пойду попробую кое-кому позвонить. Что бы мы ни делали, а жизнь или смерть Валенсии зависит от их согласия нам помочь.

Жизнь или смерть моей мамы.

— Без их ресурсов у нас совершенно связаны руки, — продолжает Джон, — и, скажу вам честно, у нас недостаточно связей и влияния. Так что, боюсь, нам вряд ли удастся заставить их изменить правила. Но я все же попробую кое с кем связаться.

Во мне эмоции борются с разумом. Вот только какого хрена мой чертов Голос вечно пропадает как раз тогда, когда он мне больше всего нужен? Вроде он недавно в самолете опять прорезался. А может, это был не он? Может, это Ангел свои мысли мне в голову натолкала. Или, может, это я сама с собой разговаривала и желаемое за действительное выдавала?

Так или иначе, но никакой Голос мне сейчас не помог. И правильное решение опять оказалось на моей ответственности.

Как же я это все ненавижу! В какую гадость ни вляпаемся, мне всегда приходится самой нас из нее вытаскивать. Никогда в жизни я еще ни одному чиновнику не позволила в наши проблемы вмешаться. Но здесь — другое дело. То, что мне самой, даже с помощью стаи, маму не вызволить, это мне как дважды два ясно. Тихий океан слишком велик и слишком глубок.

От этой удручающей реальности у меня происходит раздвоение личности — очевидный признак моей полной неспособности к командной игре. Где они, те золотые дни, когда все, что от меня требовалось, — это спасти мир. Ни о чем другом мне думать было не нужно. Мир спасать — дело пустяковое. Не то что маму.

Минуту подумав, я напряженно кивнула:

— Ладно. Но пусть только попробуют не взять нас на корабль, как только мы их курс пройдем. Даже если нам на него меньше недели потребуется.

Джон облегченно кивает. Скрежеща зубами, с головной болью, поворачиваюсь идти за солдатом.

— А где здесь столовая? А танк нас водить научат? А оружие ваше посмотреть можно? А взрывчатки у вас здесь много? — теребит его Газман.

Солдат уже смотрит на него совершенно затравленно:

— Столовая есть. К оружию доступ строго запрещен. Никаких танков. А про взрывчатку вообще думать забудь. Все понял, шкет?

Газзи страшно разочарован.

Ни к черту этот военный рай не годится.

32

Зная нашу историю, нетрудно предположить, что всяческие ужасы, катастрофы и катаклизмы в нашей жизни — дело обычное. И все же, когда на следующее утро будильник настойчиво зазвонил в пять утра, я поняла, что перед нами разверзлась новая, еще неизведанная страшная бездна.

Ночь мы провели в здоровенной перевернутой трубе, распиленной вдоль на две половины. Джон объяснил, что это называется Куонсет Хат.[11] Внутри было похоже на длинный гостиничный номер с низким потолком. В одном конце стояли восемь узких железных коек. Тотал мгновенно облюбовал одну из них для себя и Акелы. Я только отвернулась. Пускай. Все равно Надж теперь ее койка не потребуется.