— Ты кто такой вообще? Кем ты себя возомнил, а? Быдло деревенское. Учить меня вздумал? Знаешь, сколько я дерьма сожрал, чтобы добиться всего? И я смог, а не как ты — просрал весь потенциал. Это мой фильм и только мой, я сделаю его таким, каким хочу. А ты, — Артём осмотрелся. — Ты не нужен мне, я сам все сделаю. У меня материала уже на бомбу. Я буду на высшей ступени. Как мне надоел этот гребанный холод. И семейка твоя надоела. Блять, как же хочу в душ! И перестать видеть ваши рожи!
Дениска испарился из-за спины отца.
Комаров достал из кармана мобильный телефон, нажал кнопку и прибавил громкости.
Из динамика полился разговор двух человек. Артём узнал собственный голос и голос учителя. Их недавний разговор, в котором обсуждались прошлые проекты. И методы работы…
— Ты… откуда это? Ты записал?
— Я хорошо понимал, с кем работаю.
Там же всё, вспомнил Артём. Вся подноготная его жизни.
Он резко выхватил у уфолога телефон и неведомым усилием сломал его, как шоколадную вафлю. Осколки распороли ладонь, впились в мясо. Кровь хлынула на снег.
— Черт! Сука! А-а-а-а!
— Я сохранил копию, — спокойным тоном сказал Комаров. — Итак, ты отдашь все записи, камеру и уедешь. Либо все узнают, как ты снимаешь свои сенсации.
Артём упал на колени, корчась от боли. Комаров присел перед ним на корточки.
— Или ты остаешься и делаешь мой фильм.
— Сука ты. Гнида.
— Сейчас решай.
Уйти? Сбежать? И отдать этому ублюдку такую сенсацию? Отдать свои записи… Такое даже вообразить нельзя. А если Комаров выложит их разговор с учителем… Все, к чему шел Артём… трамплин, возведенный им, — рухнет. Этого нельзя допустить.
— Да, остаюсь. Бинт дай! Перекись!
— Все, что тебе нужно, есть под ногами.
Артём нагреб здоровой рукой снег и приложил к кровоточащей ране. Зажгло. Адская боль. Заорал.
К врачу надо! Зашивать! Вдруг заражение?
— Денис, собери палатки, через полчаса выходим.
— Как же я?! Я… не могу.
— Я говорю — ты делаешь. Забыл?
Артём выдавил сквозь слезы согласие. Комаров посмотрел в небо.
— Они сегодня вернутся.
В детстве Макс любил проводить время на подоконнике за чтением захватывающих фантастических историй. Из окна дома на Котельнической открывался изумительный вид на Кремль и Москву-реку.
Когда отец запретил читать дурь, Максу оставалось довольствоваться только воспоминаниями о уже прочитанных историях. Именно тогда он научился представлять собственную память в виде огромной библиотеки с бесконечно высокими стеллажами. Историям отводился отдельный стеллаж в самом центре. Макс брал с полки воображаемую книгу и перед ним тотчас возникала картинка с роботами, атакующими несчастное человечество. Другая превращала Макса в капитана огромного космического корабля. Лучи бластеров свистели над Москвой-рекой, огромный космический крейсер зависал над башнями Кремля, в атаку на любопытных туристов отправлялся рой пришельцев-завоевателей. Иногда Макс открывал несколько книг и тогда истории переплетались, становясь еще интересней. Так протекали недолгие минуты отдыха между занятиями. И они принадлежали только Максу.
В тот день его привез домой личный водитель отца. Звали его Мишей, он был веселым дядькой, часто травил пошлые анекдоты. Тогда тоже рассказывал, но Макс не слушал — мыслями еще находился в кабинете ректора Маслова. Доска, мел в руке, за спиной самые уважаемые ученые страны. И вот рука сама рисует графики, складывает цифры и буквы в решение теоремы Ферма. Мысли летят впереди сознания. Внешне Макс собранный, уверенный — как и учил отец. Внутри — кричит и мечется. Он напуган до чертиков, ненавидит это место и всех, кто пялится на него.
Отец вернулся домой навеселе в компании чиновника РАН. Более трех часов Макс прождал за дверью, сидя на подоконнике и слушая их смех и болтовню. Его одолевали смешанные чувства — радость соседствовала с полной опустошенностью. Он шел к этой защите с того самого дня в нобель-комнате — учился упорно, не жалея сил. И вот долгожданный результат. Почему же он не прыгает от счастья? После защиты отец сказал: «Ты можешь больше». Этого и боялся Макс. Того, что может.
Когда чиновник выпорхнул на подкошенных из кабинета, Макс поздоровался, как учил отец — официозно и с почтением.
— Поздравляю с триумфальным достижением, юноша. В будущем ты заставишь нас гордиться тобой.
— Надеюсь.
— Ну, бывай, — чиновник шагнул к выходу, но тут же остановился и, обернувшись, заговорил вполголоса: — Помни благодаря кому ты всего добился. Твой папа гений, и, между прочим, — мой старый друг. Он наше сокровище, береги его.
В доме было правило: в кабинет отца можно входить только когда он внутри. Максу, по правде говоря, и не хотелось его нарушать. Кроме безделушек на полках и шкафов с макулатурой, там не было ничего интересного.
— Заходи, — отец глотнул коньяка, вчитываясь в статью в газете.
— Пап…
Зазвонил телефон. Отец взял трубку.