Макс Сагал. Контакт (СИ)

— Не думал услышать такое от вас.

Они помолчали.

Дау сидел на коробке от телескопа, его голова, как затухающий маятник, постепенно опускалась. Набегался за день, бедолага.

— И все же, — нарушил тишину Паша. — Если пришельцы реальны, какое доказательство точно убедит вас?

— Такого не будет.

Паша расплылся в улыбке.

— Вот это по-вашему. Никакой им пощады.

Сагал вспомнил о рисунке трещинами на льду. Уверен ли он, что рисунок действительно существует, или это плод его фантазии? Кто-то в одном и том же скоплении облаков разглядит лицо человека, другой — животное, третий — фрукт или лик божий. Значит ли это, что водяной пар, из которого состоят облака, намеренно кучкуется в знакомые людям формы? Очевидно, образы не в облаках, а в головах людей. Мозг ищет соответствие в памяти всему, что видит. Просто передать разуму: «Я вижу несусветную бесформенную хрень» — нельзя.

Значит, Сагал ошибся и никакого рисунка нет? Ему показалось?

— А знаете, вы очень сильно на меня повлияли.

— Неужели, — Сагал подвинул трубу телескопа немного в сторону, настроил резкость.

Звездное море. Песчинки бликуют, точно подмигивают, сливаются в общую структуру, напоминая лоснящуюся белую ткань. Конечно никакой ткани нет, всего лишь еще один образ из его головы. Разве после всего можно доверять такому несовершенному инструменту, как человеческое зрение?

— Меня воспитывали бабушка с дедушкой. Всю жизнь они прожили в деревне, а на старости лет им дали квартиру в городе. Бабушка, добрая душа, постоянно тащила в дом кошек с помойки, отмывала, откармливала, а потом раздавала на рынке. Дед веселый был, любил выпить. Вечно прятал бутылки по дому: то под кровать засунет, то на антресоль закинет. А потом говорил: «пошел лампочку чинить» или «пыль выгребать». Час не слышно его, возвращается — на ногах не стоит. Бабушка все удивлялась, где он успел нарезаться. Дед отвечал ей, что у него болезнь такая специальная — организм сам производит спирт. Она наивная и верила. Дед хохотал над ней, да мне подмигивал, — Паша сам рассмеялся. Потом погрустнел. — Бабушка была очень суеверной. Постоянно ругала деда: «Не считай деньги на людях». «Посмотрелся в зеркало, когда выходил из дому?» За упавшую вилку так вообще устраивала допрос. Рассказывай, говорит, что за баба придет, — в голосе Паши появилась тяжесть. — Потом дед заболел. Врачи ставили диагноз за диагнозом, прописывали ему таблетки, а ему хуже становилось. Бабушка решила — его сглазили. Пошла по гадалкам — перебрала всех, кто был в газете. Возвращалась то с волшебным мхом, то с камнем заговоренным или с банкой святой воды. К нам домой приходили какие-то целители, мазали его грязью, поили травами, один даже током бил. Мне тогда было семнадцать. У меня и мысли не возникло, что что-то не так. Помню, как сидел возле его кровати, жег траву, читал заговоры, молился. Иногда деду становилось лучше и мы ликовали. Бабушка опять бежала к гадалкам — закрепить эффект. Потом ему становилось снова хуже. После его смерти она решила, что сглаз перейдет на внука. Стала одержима страхом за мою жизнь. Я тоже очень боялся. Замечал какие-то знаки, находил у себя странные симптомы болезней. На улицу не выходил неделями. А потом наткнулся на ваши ролики. Поначалу не верил, считал вас лжецом и завистником. Но в один момент словно проснулся. Как будто по голове стукнули кувалдой. Я понял, что деда мы убили сами — собственной глупостью. Я пробовал разговаривать с бабушкой, показал ваши ролики. Она не поверила, конечно. Мы поругались, долго не разговаривали. Она считала, что меня прокляли. Я сильно злился на нее, кричал, обвинял в смерти деда и в том, что меня втянула. У нее случился инсульт. Врачи спасли, но она осталась инвалидом. Плохо соображает, все забывает. Иногда и меня не узнает. Я поздно осознал, что ее было не переделать. Любимых надо принимать такими, какие они есть, — Паша чесал Дау загривок. Пес похрюкивал от удовольствия. — Я до сих пор нахожу в карманах сухие ветки, камешки. Так и ношу их с собой, чтобы ей было спокойней.

Внезапно со стороны озера прогремел оглушительный пушечный залп. Земля под ногами содрогнулась.

Дау подскочил как ужаленный, залился лаем и рванул на звук. Сагал не сумел его остановить. Пес выскочил на лед.

Эхо грохота, объемное и звонкое, еще секунды доносилось со стороны озера, постепенно угасая.

— Дау! Ко мне.

Сагал остановился у кромки льда. Мышцы, скованные спазмом, не позволяли сделать шаг. Земля ходила под ним ходуном, ноги проваливались в ледяную воду. Нечем дышать…

Паша вышел на лед, подхватил Дау и вернулся. Сагал взял пса на руки, потряс за загривок.

— Почему не слушаешься, засранец?

Дау рычал на озеро, пытаясь вырваться.

— Испугался, — сказал Паша. — Я, признаться, тоже никак не свыкнусь с этим грохотом.

— Сейсмика здесь мощная. Лед не выдерживает подземных толчков, разламывается.

— Лесничий мне рассказал, — Паша кивнул. — В первый раз мы с Танькой так перепугались. Думали, военные начали палить из орудий.

— Как скоро ты расскажешь ей? — спросил Сагал.

— Что именно?

— Что сохнешь по ней.

Паша засмущался.