Макс Вебер: жизнь на рубеже эпох

В этот период своей жизни Вебер сталкивается с людьми, которые своими преступлениями в ближайшем будущем навлекут такой «позор» на Германию, какой ни он сам, ни кто–либо другой в то время не могли себе и представить. Среди студентов Мюнхенского университета, которые входили в состав добровольческого корпуса, участвовали в разгроме Советской республики или же являлись членами Немецкого народного союза обороны и наступления (Deutschv"olkischer Schutzund Trutzbund), были, например, такие будущие руководящие фигуры национал–социализма, как Рудольф Гесс (экономика, история, юриспруденция), Ганс Франк (юриспруденция) и Филипп Булер (философия и германистика). Генрих Гиммлер в 1919 году учился в Мюнхенском техническом университете. Всем им немного за двадцать, и их легко можно себе представить в роли студентов, освистывающих Вебера, когда тот говорит, что глупость хуже непатриотического поведения.

В этот период Вебер возвращается к научным исследованиям: «От политики я сейчас далек, как никогда. В ней, пока я живу, ничего уже не сделать, и „basta“»^[711]. Рукопись его «Очерков социальной экономики», которые после его смерти выйдут под общим заголовком «Хозяйство и общество», становится все толще. Из нее он уже читал лекции в Вене в 1918 году, отсюда же он берет материал для своих занятий в Мюнхенском университете, в частности, для первой лекции на тему «Общие категории общественной науки»^[712]. Для него это учебник–правда, довольно объемный. В конечном итоге его объем составил почти девятьсот страниц, напечатанных таким мелким шрифтом, что из них легко можно было бы сделать все тысячу пятьсот: тот, кто вознамерится прочитать его в качестве введения в социологию, вряд ли за время учебы успеет прочитать что–либо еще. Сами лекции ему теперь в тягость: их невозможно читать ни письменным, ни устным языком, а можно лишь «письменно–устным»^[713], ведь студенты не только слушают, но и записывают. Не раз произнесенная им фраза, что в лекционном зале политике не место, объясняется в том числе и этим специфическим контекстом коммуникации. Лекции — это диктанты, они не предполагают, что слушатели будут задавать вопросы или возражать лектору. Однако, создавая свой учебник социологии, Вебер вовсе и не думает в первую очередь о каких–то конкретных студентах. Свою цель он видит в том, чтобы объяснить смысл социологии представителям других дисциплин. Об этом ясно говорит необычная тема его последней лекции: то, что прежде называлось «государствоведением», теперь должно было быть переделано в социологическую теорию. Точно так же он мог бы почерпнуть из своей рукописи лекции на тему «История религий (социология религии)» или «Введения в правоведение (социология права)».

В зимнем семестре 1919/20 года он перед неизменно многочисленной аудиторией (около пятисот человек) читает свой последний полный курс лекций: «Основы всеобщей социальной и экономической истории». Он им «крайне недоволен»^[714]: его собственные лекции нагоняют на него тоску. На основе его записей и студенческих конспектов был создан текст, показывающий, что, вопреки оценке самого Вебера, помимо политики, религии и права, он и экономику раскрыл в новом, социологическом ключе. Вероятно, ему это казалось повторением того, что он исследовал на протяжении нескольких десятилетий, однако на самом деле его взгляды за это время сильно изменились. Здесь он снова возвращается к теме своего первого периода–капитализму, среди прочего потому, что марксизм и его экономическая теория в новой реальности приобрели новое, практическое значение. Теперь Вебер уже не ограничивается простым доказательством важности ментальных, культурных и мотивационных факторов для формирования современной экономики, как он это делал в «Протестантской этике» и «Хозяйственной этике мировых религий»^[715].