Макс Вебер: жизнь на рубеже эпох

На вопрос о том, почему же тогда Марианна не влюбилась в Альфреда, легко находится ответ, учитывая, что Марианна хотела быть принятой в тот мир, которым она восхищалась, а не стать героиней рискованных приключений внутри него. Макс представляется ей «могучим человеком», этаким тучным гигантом с сабельными шрамами, но при этом с изящными манерами и «рыцарским великодушием»[145]. Однако больше всего она очарована тем, что сестра Макса Вебера Клара назвала «особым даром поучать»[146]. В эпоху, когда под образованием понималось непосредственное столкновение с противоречиями между реализмом и моральным пафосом, между «эмансипацией» и традиционным жизненным укладом, пространные разъяснения и наставления молодого ученого наряду с «присущей ему оригинальностью»[147] вполне могли компенсировать то, чего ему недоставало с точки зрения внешней привлекательности.

Год спустя, в апреле 1892 года, — Макс Вебер только что защитился и, благодаря перспективам получения профессорской должности, в свои двадцать восемь лет наконец и с экономической точки зрения стал достойным женихом — Марианна снова приезжает в Берлин, и этот приезд становится судьбоносным в их биографии. Правда, со времени военной службы в Страсбурге весной 1887 года Макс Вебер поддерживает близкие отношения со своей кузиной Эмми Баумгартен, однако еще неизвестно, собирается ли он и в самом деле жениться на этой женщине, как, вероятно, обещал или, по крайней мере, как можно было бы ожидать, исходя из их тесной связи. Он не видел ее уже пять лет. Писем или других документов, подтверждающих факт влюбленности или хотя бы сохранившейся симпатии, нет, чем, кстати, недовольны и матери с обеих сторон, так как их бы вполне устроил этот союз. Впрочем, то же самое верно и в отношении Марианны. Сказанные им летом 1892 года слова о том, что он не считает излишки ума у женщины препятствием для вступления в брак, звучат ободряюще и, по всей видимости, передают именно то, что Вебер думал на самом деле. С другой стороны, в своих дневниках Марианна не раз пишет о равнодушии и даже пренебрежении с его стороны. Ощущение счастья необходимо человеку для того, чтобы исполнить свое естественное предназначение, — эти слова он находит для Марианны, когда они оказываются наедине в саду[148]. На ухаживания это не очень похоже.

Хелена как моральный лидер семьи Веберов в любом случае имела другие планы в отношении Марианны, чьей благосклонности добивался ровесник Макса Вебера и уже упоминавшийся единственный его близкий приятель, теолог Пауль Гёре. Гёре принадлежал к числу политиков–протестантов, обеспокоенных социальными вопросами, и уже приобрел известность благодаря следующему эксперименту: на протяжении трех месяцев он, как простой рабочий, по одиннадцать часов в день работал на Хемницком станкостроительном заводе с целью донести до пролетариев учение Христа, но вместо этого пришел к выводу, что, прежде чем нести им благую весть, сначала необходимо улучшить их положение. Его отчет, представлявший собой подробное, интересное и сегодня этнографическое исследование немецкого рабочего класса, условий его жизни и работы, а также его политических, моральных и религиозных взглядов, вызвал оживленную дискуссию в евангелической церкви. Рабочий вопрос, по мнению Гёре, «касается не только хлеба насущного или заработка, но также образования и религии», и Социал–демократической партии Германии (СДПГ) рабочие склонны верить именно потому, что она отвечает на обстоятельства их жизни «тоном совершенного отчаяния» и ставит под сомнение ценность, содержание и цели бытия. С другой стороны, такой успех организованного рабочего движения стал возможен только вследствие «уничтожения традиционного христианства» официальной церковью. И теперь нужно во что бы то ни стало предотвратить превращение «социал–демократии в абсолютное антихристианство»[149].

Кандидатура деятельного и порядочного Гёре получила одобрение Хелены Вебер, которая и сама пыталась пробудить в Марианне интерес к благотворительности, заглушив тем самым ее художественные наклонности. Только «созидание ради других вкупе с самоотречением» может «принести удовлетворение»[150], и января 1893 года она пытается вынудить Марианну принять решение в пользу Гёре. Это приводит к невероятной сцене, которая не уступает сценам из мировой классики искусства на тему брака, начиная с романов Фонтане, Ибсена или Стриндберга и заканчивая мелодрамами Ингмара Бергмана[151].