– Ну, раз в месяц видят точно. Я же возвращаюсь в Москву, хотя бы на два дня.
– Так мало…
– Ну мало, а что делать. У меня работа такая, Ян. Конечно, как и все, я скучаю… Тут надо выбирать: либо сидишь дома, ничего не делаешь и не скучаешь, либо чем-то занимаешься в жизни и скучаешь по дому.
– Правильно ли я тебя поняла: это значит, что на данном этапе между работой и любовью ты выбрал работу?
– Просто я считаю, что человек интересен и ценен, когда он занимается любимым делом. А разлука укрепляет чувства – еще можно так сказать. Смс-ки пишу.
– Сейчас твое сердце занято?
– Угу. Лаконичное галкинское «угу» обозначает, что сердечные вопросы мы обсуждать не будем.
– Что делаешь в Москве, когда есть свободный денек?
– Главным образом стараюсь не попадать в места, где много незнакомых людей или людей в принципе. Это меня очень утомляет: я снова попадаю «на сцену», где опять надо чему-то соответствовать. Я люблю телевизор посмотреть с любимым человеком, понимаешь. Или на даче у брата побыть, с семьей. Или в дружеской компании, где я всех хорошо знаю и мне не надо напрягаться. Я закрытый образ жизни веду. Я не знаю, как выглядят ночные клубы и кто эти люди в них. Я был в своем студенчестве в каком-то гранжевом клубе, году в 95-м, с ребятами из студенческого театра… Название такое… что-то с копытами связано. Ну так там совершенно другая атмосфера была, чем то, что сейчас показывают по телевизору.
(По телевизору, к слову, в этот момент показывают «Розыгрыш» на Первом канале – Ксения Собчак и Ульяна Цейтлина в каких-то ночных интерьерах.)
18.10. Культурно-деловой центр.
КДЦ считается в Перми одной из лучших концертных площадок, зал здесь – чуть больше тысячи мест. Концерт Галкина начинается через 50 минут. Мы подъехали со двора и с улицы угодили прямо на сцену. Макс как был в пальто, сразу взял микрофон. В пустом зале с ярко-синими креслами по бокам стояли сияющие бабушки-билетерши. Рома включил минусовую фонограмму.
«Ты-ы-ы. Гордая такая – взлет… – запел Макс. – Звук приличный, по-моему… Твердая такая – лед. Холодная така-а-ая… А кресла же у вас вроде красные были?» – «Надо же, Максим, вы столько ездите, а помните, какие кресла у нас, – умилилась бабуля из зала. – Были красные, точно, а недавно новые поставили».
Репетиция на этом закончилась, и мы очутились в узеньком коридорчике за сценой. Несколько комнат по одной стороне, мебель, видавшая еще партийные съезды… В гримерной Макса – шкаф, маленький угловой диванчик, на журнальном столике тарелка с виноградом, вода, чай, плитка шоколада. Гримерный столик – тоже старенький, с двумя железными лампами у зеркала. Чужеродным предметом на этом скромном фоне выглядит нарядная шелковая банкетка кремового цвета. Макс двумя движениями нанес на лицо чуть-чуть тонального крема. «Это весь твой грим?» – спрашиваю. «Репетиции для бездарностей, грим – для уродов!» – смеется Галкин. В открытом шкафу ждет своего часа концертный пиджак – черный, бархатный, с черным стеклярусом на лацканах, с ярко-красной подкладкой. «Это шьют где-то специально?» Артист смотрит на меня с недоумением: «Не знаю, я в ЦУМе купил».
В соседней комнате из мебели – несколько стульев, покосившееся трюмо и тумба в углу. На тумбе чайник, чашки, чай в пакетиках, порезанный лимон. Термер хлопочет над бутербродами: «Попробуйте, какой батон вкусный, мягкий! А какой сыр!» Эля тем временем пытается вдохнуть жизнь в электрический чайник – Максиму на сцену нужно поставить две чашки чая.
Я собираюсь идти в зал. Макс, смеясь, рассказывает: «Юрий Гальцев однажды пришел на концерт Сергея Дроботенко. И спрашивает его: «А сколько у тебя программа-то длится?» Три часа, говорит Дроботенко. «А-а, ну если после концерта не увидимся, то мне все понравилось!» В руках у Максима рация. Слышен голос Ромы: зал сел. За кулисами Макс отдает рацию Эле – и шагает на ярко освещенную сцену, в аплодисменты… В зале, среди рыдающих от смеха людей, я поняла, чем отличается «живой» концертный Галкин от его же концертных номеров в телеэфире. Из зала очевидно, что это не просто голосовые пародии – это самый настоящий театр. Два с половиной часа пролетели за секунду…