Читаем Максим не выходит на связь полностью

— Смотрите карту: слева от нас, слева от станции Пролетарская действует группа Кравченко, справа — правее Токмацкого — группа Беспалова. Задача — установить с ними связь. Максимыч, тебе лучше знаком район действия Беспалова, ближе к твоему дому, — пойдешь туда. Заодно подбери подходящее место для диверсии или засады на железной дороге. Солдатов! Перейдешь через Маныч, пошаришь в хуторах на той стороне. Если наткнетесь на наших — пароль: «Иду к родным», отзыв: «У нас одна дорога». Где можно, набирайте продуктов. Зря не рискуйте! Я ночью пойду в Зундовские хутора. За себя оставляю Васильева. Сбор здесь, в этой воронке. Если мы перебазируемся, то оставим записку в «почтовом ящике» — вот под тем лошадиным черепом. Запасная явка — там, где первый раз вышли на Маныч. Пароль для нашей группы: «Винтовка», отзыв: «Волга».

Так по пяти разным направлениям разошлись разведчики группы «Максим».

В полночь Черняховский, прихватив с собой Володю Анастасиади, пробрался в один из домов Верхнего Зундова, поговорил с перепуганной молодухой и узнал — ока утром была на базаре в Пролетарской — Сальск и Пролетарская забиты немецкими войсками, все гражданские перевозки отменены, войска, танки, пушки прибывают с Северного Кавказа. К Волге только один им путь — по «железке». Ходит слух, будто немцы вот-вот займут все хутора — на Маныче.

— А вы-то кто будете? — опасливо спросила молодуха в теплой горенке.

— Окруженцы мы, — ответил командир. — К своим пробираемся. Свет не надо зажигать! Я фонариком посвечу.

— Обкруженцев тут летось ужас сколько шло, — сказала молодуха. — Может, и мой где-то горе мыкает…

— Поесть бы что…

— Чем богаты… Сальца я тут маленько на соль выменяла…

— Нас тут целый взвод проходом, может, еще что подкинете?

— А куда путь держите?

— Да к фронту… Молодуха отрезала командиру два куска сала и краюху свежего хлеба. Проводив его в сени, шепнула:

— Идите с богом! И знайте: каратели тут конные по степу гоняют. В одночасье порешат… Берегитесь! За голову каждого партизана гестапо обещало десять тысяч рублей! Хутор Первомайский немцы дотла сожгли — говорят, за связь с партизанами!

Над избами косо висел новорожденный месяц. Нудно брехал хуторской пес. Скрипел снег под ногами. В морозном воздухе еле слышно, по-комариному, прогудел паровозный гудок.

В воронке, тесно прижавшись друг к другу, спали девушки. Только что вернулись Клепов и Хаврошин — с хорошим известием. Пройдя километров шесть-семь вниз по берегу Маныча, они набрели на целую систему окопов, траншей и блиндажей, давно, еще летом, оставленных Красной Армией. Вся группа может великолепно устроиться в блиндаже на нарах с соломой. Только печки там не хватает!

— Девчата давно спят? — спросил командир Колю Кулькина, стоявшего на часах.

— Да часа четыре уже.

— Как четыре?! Они ж обморозятся! Голову оторву!

Он кинулся к девушкам, стал тормошить их: — А ну, будет дрыхать! Кому говорят! Приказываю встать!

— Я их будил, — оправдывался Васильев, — а они знаете, куда меня послали…

Девчат спросонку бил озноб.

— Ног совсем не чую… — пробормотала Валя.

— Кулькин! Васильев! Сюда! Снимайте с них сапоги! Растирайте снегом, потом водкой!

Володя Анастасиади повалился на колени перед Нонной, стал стягивать с нее сапоги. Командир колол Зое финкой ноги:

— Вот тут чувствуешь? А тут? А здесь? Кулькин, давай портянки, газеты из мешков! Ходите! Ногами топайте, черт бы вас всех побрал!

И только Коля Кулькин подсмотрел в темноте, какие глаза были у Зои, когда командир растирал ей ноги. Нет, на него, Кулькина, никто, никто еще в жизни, даже милосердная сестра Настя, так не смотрел…

За Манычем раскатисто протарахтела автоматная очередь, другая, а следом грянул целый шквал стрельбы из винтовок и автоматов.

— Солдатов?! — ахнул Кулькин.

— Стреляют только из немецких автоматов и винтовок, — по звуку выстрелов уверенно определил Черняховский. — Солдатов дал бы сдачи.

Минуты через две-три стрельба смолкла, а еще через час пришли Солдатов с Ваней Сидоровым.

— В переплет мы с Ваней попали, — пожаловался с нарочито равнодушным видом Солдатов. — Дорога там за Манычем, та, что из Сальска в Яшалту идет, вся как есть фрицами забита. Туда мы с Ваней кое-как перемахнули, а обратно — ну, никак! Залегли мы там в балочке, притаились, а к нам эс-эс один спускается из колонны и нахально эдак штаны снимает. Только мы его с Ваней тихо на тот свет отправили, другой эс-эс прет, тоже по большому делу. А за ним третий. Усадили мы их рядом — и деру! С километр в темноте отошли, а тут как грохнет сзади — видать, обнаружили ту тройку, шухер подняли. Пули кругом свистели, но я заговоренный от пуль, до Волги прошел — ни разу не царапнуло!

Командир перевел невеселый взгляд на Ваню Сидорова.

— Так все было, Сидоров? Только правду давай, а нет — я тебя как Сидорову козу…

— Честное беспартийное! — горячо вмешался Солдатов. — Святой истинный крест! Да вот и документики ихние!

Он небрежно вытащил из-за пазухи три «зольд-буха» — солдатские книжки.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Стилист
Стилист

Владимир Соловьев, человек, в которого когда-то была влюблена Настя Каменская, ныне преуспевающий переводчик и глубоко несчастный инвалид. Оперативная ситуация потребовала, чтобы Настя вновь встретилась с ним и начала сложную психологическую игру. Слишком многое связано с коттеджным поселком, где живет Соловьев: похоже, здесь обитает маньяк, убивший девятерых юношей. А тут еще в коттедже Соловьева происходит двойное убийство. Опять маньяк? Или что-то другое? Настя чувствует – разгадка где-то рядом. Но что поможет найти ее? Может быть, стихи старинного японского поэта?..

Александра Борисовна Маринина , Александра Маринина , Василиса Завалинка , Василиса Завалинка , Геннадий Борисович Марченко , Марченко Геннадий Борисович

Детективы / Проза / Незавершенное / Самиздат, сетевая литература / Попаданцы / Полицейские детективы / Современная проза