Максим Перепелица

– Солдат по средствам своим должен жить! А ты за один-два раза все гроши выбросишь. Сейчас «Казбек» ку­ришь, а потом «Чужие»? Или хочешь показать, что бога­тый дюже? Как будто никому не известно, что солдат все готовое получает и нет нужды, чтобы деньги у него сот­нями водились.

Так он на меня навалился, молчун этот, что я не стер­пел и отрубил:

– Откуда такой учитель выискался? А если я совсем хочу бросить курить и напоследок решил коробку хоро­ших папирос изничтожить?..

Левада примолк. Взял почтовой бумаги, папирос, что подешевле, и, сказав Зине и продавцу «до свидания», по­бежал к отделению, где солдаты уже кончали перекур. А я держу в руках коробку «Казбека» и не знаю, что мне делать.

Зина смотрит на меня синими глазами и улыбается. Потом говорит:

– Раз бросать курить, так бросайте прямо сейчас, – протянула руку, забрала у меня папиросы и отдала их дя­де Саше. – Только, чтоб это твердо было, как полагается мужчине. Посмотрю, умеете ли вы держать свое слово. А на Степана (так и говорит: «на Степана») обижаться не нужно. Хорошо он сказал. Солдату по средствам надо жить. Да не только солдату, а всякому человеку.

Я хотел что-то ответить, но тут услышал голос сержанта: «Кончай курить!» Впрочем, что я мог ответить? Оконфузил меня Степан. Зина ни с того ни с сего взяла слово, что я курить брошу. А у меня об этом и мысли не было. По-моему, солдат без курева – не солдат.

Уже вслед Зина крикнула мне:

– Приходите вечером со Степой в клуб!..

«Ишь ты, – подумал я, – он уже тебе Степа!..»

Передал я Леваде приглашение Зины, но даже не посмотрел на него – сердился.

– А я и без приглашения должен быть там сегодня, – ответил Степан.

И тут я вспомнил, что он выступает в клубе на чита­тельской конференции, организованной полковой библио­текой.

Словно назло мне, старательно готовился Степан к ве­черу: подшил свежий подворотничок, пуговицы начистил, а над сапогами минут десять трудился. Наконец, ушел, бросив мне в насмешку:

– Счастливого дневальства! (В тот вечер я в наряд заступал.)

Когда хлопцы вернулись из клуба, рассказывали, что после конференции там оркестр играл. И Степан с библио­текаршей целый вечер вытанцовывали. Говорят, Зина сама приглашала его, а Левада глаз не мог оторвать от пола – стеснялся товарищей. Подумаешь, застенчивость какая! А проводить после танцев Зину до проходной будки не постеснялся!..

Тут только меня и осенило. Как же я раньше не до­гадался?! Наверняка между Степаном и Зиной – любовь. Ведь не зря, как придет он в библиотеку, нет конца их раз­говорам. Ни за что Левады не дозовешься. Теперь ясно, что за свет под одеялом зажигал Степан: письма Зины читал или свои сочинял. При дневном свете перед товари­щами совестно – все же знали о Василинке…

И такая меня обида взяла: ведь Василинка – какая дивчина! Как он смеет?..

И уже на это дело стал я глядеть с другой точки зре­ния, я бы сказал – с главной: пришел хлопец родине слу­жить, военную науку познавать, а вместо этого за юбкой бегает, дисциплину нарушает. Срам!

А может, Зина Звонарева сама виновата во всем? Мо­жет, приворожила хлопца синими глазами да ямочками на щеках? Но опять меня сомнение берет: не могла она раз­ве выбрать хлопца покрасивее? Я же, например, не пригля­нулся ей. А ведь Максим Перепелица не хуже Степана!

Даже к зеркалу подошел, чтобы посмотреть на себя. Ну, чем я плох? В плечах широк, лицо круглое, чистое, не закапанное никакими там веснушками. Брови, как смола, черные, глаза веселые. Нос, правда, чуток вздер­нулся. Но это не мешает.

А Степан? По-моему, он тоже не ахти какой красавец. Высокий как верба. Смотрит исподлобья. А губы! У меня такие были после того, как на стадионе футбольный мяч мне в лицо заехал. Да и ходит он как-то по-особому. Шагает широко, не торопясь, словно по лугу идет и осоку ногами подминает. Спокойной походкой хочет уверенность в себе показать. Словом, как ни прикидывай, а Степан сам постарался любовь с Зиной закрутить.

Справедливости ради нужно заметить, что уверенный вид Степана ничего общего не имеет с самомнением, в каком, например, меня раньше упрекали. Думается мне, что эта уверенность – от физической силы Левады и от рассудительности его. Конечно, физкультурник он редкого калибра, получше меня. Однажды на занятиях так метнул учебную гранату, что мы всем взводом разыскивали ее. А ум у Левады – позавидуешь. Только больно нетороплив Степан. Прежде чем сказать слово, думает над ним, словно прицеливается. Но скажет – в точку, как снайпер. Правильно и к месту.