Максим Перепелица

– Рядовой Перепелица, уничтожить пулемет «про­тивника»! – приказывает мне Левада.

Уничтожить так уничтожить. Быстро отползаю назад, затем пробираюсь вправо. Но пулеметчики «неприятеля» оказались глазастыми. Заметили меня, насторожились. «Этих легко не возьмешь», – думаю. Нырнул в лощину, мигом наломал с кустарника веток, снял шинель и завер­нул в нее ветки. Затем чучело выдвинул к кусту на вы­ходе из лощины. Пулеметчики засекли куст, за которым лежала моя шинель, и снова заработала их трещотка.

Я же тем временем по лощине на четвереньках еще дальше вправо забрался, а затем подполз к пулеметному гнезду почти с тыла. Нагрянул внезапно. Бросил рядом взрывпакет, потом из автомата очередь дал. Словом, слу­чай, каких на каждом занятии много.

И вот этому случаю Левада на разборе внимание уделил. Расхвалил находчивость Перепелицы. Вроде я виноват, что он именно меня, а не другого солдата послал про­тив тех пулеметчиков. Да еще благодарность объявил. Прямо не узнаю Степана.

Потом в караул мы заступили. Левада был разводя­щим. Снова Перепелица хорош. Понравилось ему, видите ли, как ловко Максим ликвидировал загорание замкнув­шихся электрических проводов. Будто другой кто-нибудь иначе поступил бы. На комсомольском собрании я даже рассердился, когда потребовали, чтобы Перепелица поде­лился опытом несения караульной службы. Какой тут опыт? Действуй, как устав велит!

А вчера утром Степан подходит ко мне и спрашивает:

– Как думаешь выходной проводить? Пойдем в город.

– Пойдем, есть мне о чем поговорить с тобой.

Но разговор, о котором я думал, не получился. О кни­гах полдня спорили. Степан был под впечатлением хорошего романа «Семья Рубанюк» и все рассуждал о даль­нейшей судьбе главного его героя Петра Рубанюка. Я-то книгу эту раньше Левады прочитал. Конечно, интересно мне знать, как дальше устроится жизнь Петра, Оксаны. Но чтобы я сам додумывал, мне и в голову такое не приходило. Лучше уж письмо писателю написать, пусть он рас­скажет.

Потом Степан вдруг говорит мне:

– Завидую я тебе, Максим.

– Не тому ли, что мне счастье выпадает картошку па кухне чистить? – съязвил я.

Степан вроде и не расслышал моих слов, продолжает:

– Завидую, что о твоих делах все наше село Яблонивка узнает.

– Каких делах? – ужаснулся я.

– Написал командир части письмо председателю на­шего колхоза. Завтра огласят его в каждом взводе. Хо­рошее письмо. Рассказывается там, что ты стал круглым отличником, и бдительно караульную службу несешь, и умеешь за оружием ухаживать. Словом, обо всех делах. И благодарность в том письме старикам твоим – отцу и матери – за хорошего сына.

Дух у меня перехватило от этих слов. Не помню, что я молол в ответ Степану. Кажется, доказывал, что никаких «дел» я не сотворил. А у самого сердце от радости из груди рвалось. Вся Яблонивка узнает! Думаю о Яблонивке, а перед глазами Маруся Козак стоит, улыбается. Вот вам и Максим Перепелица, вот вам и ветрогон!

А Степан Левада все же друг настоящий. Понял я: дал бы он мне послабление, не стал бы Максим отличником! Требовал Степан с Перепелицы строго, как и с каждого солдата, вот и толк вышел. Ох, и учиться ж я теперь буду… Еще лучше! Пусть все знают, что Максим Перепе­лица несет службу на совесть. И быть ему тоже сержантом.

Но это еще не все. Вскоре из Яблонивки пришли на мое имя два письма. Первое – от председателя колхоза. Бла­годарит он меня за добрую службу, хвалит, что сдержал я свое слово, данное землякам, когда в армию уходил.

Второе письмо от Маруси. Коротенькое такое. Однако суть не в этом. Поверила она, что Максим разделался со своим ветрогонством, желает ему новых успехов в службе и спрашивает, можно ли ей писать мне письма…

Эх, Марусенька!.. Зачем спрашивать?!

ВАЖНЫЙ ФАКТОР

Наша рота – лучшая в полку, а может, и во всей ди­визии. Не зря оказали ей честь открыть в этом году перво­майский парад. Шли мы мимо трибуны во главе всего полка, а впереди, вслед за полковым начальством, шагал с клинком на плече наш командир роты, старший лейте­нант Куприянов.

А народу сколько на тротуарах!.. Замерли все от восхищения. Мы же еще крепче печатаем шаг по асфальту. Даже заглушили звук духового оркестра.

Прямо грудь распирало у меня от гордости. Да и как не будешь гордиться своей ротой и таким командиром, как наш старший лейтенант?!

И когда однажды знакомый солдат из соседнего под­разделения сказал мне, что наш ротный уж больно строг, рассерчал я не на шутку.

– Эх ты, голова два уха! – отвечаю ему. – Да мы его за эту строгость, как батьку родного, любим! Не был бы он строг, плелась бы наша рота в обозе. Понимать надо! В роте Куприянова служить – это, брат, честь!