Глава 8
Теория разоблачения: свисток в кармане
Я услышал, как мама в коридоре сказала кому-то:
– Тайное всегда становится явным.
И когда она вошла в комнату, я спросил:
– Что это значит, мама: «Тайное становится явным»?
– А это значит, что если кто поступает нечестно, все равно про него это узнают, и будет ему очень стыдно, и он понесет наказание, – сказала мама.
Что если лекарство от рака давным-давно изобрели, но официальной медицине выгодней его прятать и зарабатывать сотни тысяч долларов на страданиях обреченных пациентов? Вариант: рак запросто лечится чем-нибудь общедоступным, вроде брокколи, пищевой соды или профильтрованной мочи – и тут, конечно, фармкомпании мешают этому знанию уйти в массы, чтобы и дальше навязывать за бешеные деньги свои химические препараты простым больным людям. Эти теории заговора с удивлением пересказывал еще в 1980 году
Дэвид Роберт Граймс, 31-летний ученый-биофизик из Оксфорда, несколько лет подряд вел колонку про вредные антинаучные заблуждения в британской газете
«Заговор вокруг лекарства от рака» – один из четырех сюжетов, которые Граймс разбирает в своей научной статье; три другие – заговор вакцинаторов (прививки вызывают аутизм, а медики это скрывают), климатический заговор (глобальное потепление выдумали ученые) и лунный заговор (на Луну не летали). Что между ними общего? То, что для сокрытия правды в таких случаях нужны усилия тысяч и тысяч людей, которые эту правду знают.
В статье есть сводная табличка с числом предполагаемых заговорщиков. Лунный заговор: 411 тысяча человек – столько работало в NASA в 1965 году. Климатический заговор: 405 тысяч. Это Американский геофизический союз в полном составе, Королевское общество Великобритании плюс климатологи всех стран, которые публикуют статьи в международных научных журналах. В число 714 тысяч участников ракового заговора вошли только сотрудники крупных фармкомпаний, которым обязательно пришлось бы договориться между собой, чтобы никто не воспользовался добровольным отказом конкурента от революционного лекарства.
И чтобы секрет оставался секретом, каждому из этих сотен тысяч надо молчать до конца жизни. Заговор в каком-то смысле похож на надувной шар: достаточно одного, самого маленького, прокола в любой точке, чтобы он пришел в негодность. Образцово-показательный пример – Эдвард Сноуден, вскрывший программу массовой прослушки Агентства национальной безопасности.
У человека может быть миллион мотивов выдать самый секретный секрет, даже если он верит, что за это с ним поступят как с предателями в художественных книжках про Главное разведывательное управление. Кто-то захочет отомстить за увольнение с работы в космическом центре. Кому-то пятнадцать минут славы разоблачителя могут показаться интересным опытом на излете карьеры. Кто-то может озаботиться общественным благом в ущерб корпоративным ценностям. Например, если этот человек – не профессиональный разведчик, а один из десятка тысяч обычных врачей, которые должны были бы – будь теория заговора верна – то и дело сталкиваться с серьезными последствиями прививок и с тяжелым сердцем скрывать их от широкой публики.