Ничто не может быть унизительней для тех, кто удостоен великих почестей, чем неустанная забота быть восхваляемыми по пустякам.
Есть люди, к которым благосклонен свет, однако у них нет иных достоинств, помимо пороков, способствующих общежительности.
В любви прелесть новизны – что вешний цвет; она придает ей сияние, которое легко меркнет и более не возвращается.
Природное добродушие, столь кичащееся своей отзывчивостью, нередко оказывается удушенным ничтожнейшим расчетом.
Разлука умеряет умеренные страсти и увеличивает великие: так ветер задувает свечи, но раздувает пожар.
Женщины зачастую думают любить, на самом деле не любя. Увлечение интригой, оживление, придаваемое галантными ухаживаниями, естественное желание испытать радость быть любимой и затруднительность отказа – все убеждает их, что это страсть, на самом же деле это – кокетство.
Нередко случается, что посредники в переговорах вызывают недовольство, ибо им свойственно забывать об интересах друзей ради успеха самих переговоров, который, как честь счастливого предприятия, становится их собственным.
Когда мы преувеличиваем привязанность к нам наших друзей, то в нас говорит не столько признательность, сколько желание заставить всех оценить наши собственные достоинства.
Благосклонный прием, встречающий тех, кто лишь вступает в свет, зачастую вызван тайной завистью к тем, кто уже занимает там прочное положение.
Гордость, вселяющая в нас столько зависти, нередко помогает ее же обуздать.
Случается, что замаскированный обман столь достоверно изображает истину, что не поддаться ему было бы заблуждением.
Иной раз требуется не меньше толка, чтобы уметь воспользоваться добрым советом, нежели для того, чтобы самому себе его дать.
Некоторые дурные люди были бы не столь опасны, когда бы не имели в себе ничего хорошего.
Великодушие вполне отвечает своему прозванию; однако можно добавить, что это – здравая гордость и благороднейший путь к славе.
Невозможно в другой раз полюбить то, к чему уж более нет любви.
Нам удается найти несколько решений одному делу не столько по плодовитости ума, сколько по его ограниченности: мы хватаемся за все, что представляется нашему воображению, и не можем сразу остановиться на самом лучшем.
В иных делах, как и в иных недугах, целебные средства способны вызвать обострение; большое искусство – знать, когда прибегать к ним опасно.
Подчеркнутая простота – тонкий обман.
Недостатки нрава более многочисленны, нежели недостатки ума.
У человеческих достоинств – своя пора, как у плодов.
О человеческом нраве, как о большинстве построек, можно сказать, что у него есть разные стороны: одни приглядные, другие неприглядные.
Умеренности не может принадлежать честь борьбы с честолюбием и победы над ним: встреча между ними невозможна. Умеренность есть душевная томность и лень, честолюбие же – деятельность и пылкость.
Мы неизменно любим тех, кто нами восхищается, и отнюдь не всегда тех, кем сами восхищаемся.
Мы далеки от понимания собственных желаний.
Тяжело любить тех, кого мы ничуть не уважаем; но не менее тяжело – тех, к кому питаем больше уважения, чем к себе.
Телесные туморы обращаются положенным им путем, незаметно подталкивая и обращая нашу волю; они струятся совокупно и поочередно имеют тайную над нами власть: так что их влияние сказывается во всех наших поступках, хоть мы себе в том не отдаем отчета.
У большинства людей признательность – не более чем тайная жажда привлечь еще большие милости.
Люди по большей части с радостью возвращают мелкие услуги, многие бывают признательны за умеренные, но на крупные почти все отвечают неблагодарностью.
Иные безумства распространяются, как зараза.
Немало людей презирают благосостояние, но мало кто умеет им жертвовать.
Обычно мы можем позволить себе не верить очевидному лишь при очень малой личной заинтересованности.
С какими бы похвалами о нас ни отзывались, мы не находим в них ничего для себя нового.
Мы часто извиняем тех, кто нам докучает, но не можем извинить тех, кому докучаем.
В наших преступлениях винят расчет, которому нередко должна принадлежать слава наших добрых дел.
Не встречает неблагодарности тот, кто в состоянии благотворительствовать.
Нет ничего постыдного в том, чтобы наедине с собой себя похвалить, однако нелепо делать это в чужом присутствии.
Умеренность возвели в добродетель, дабы ограничить честолюбие великих и быть утешением людям ничем не примечательным, имеющим незначительное состояние и незначительные достоинства.
Есть люди, призванные быть глупцами, которые творят глупости не только по собственному желанию, но и по велению судьбы.
В жизни бывают случаи, благополучно выйти из которых можно, лишь обладая некоторой долей сумасбродства.
Если и есть те, за кем не замечено ничего смешного, это лишь значит, что никто в них как следует смешного не искал.
Любовникам потому не скучно вместе, что они все время говорят о себе.