Максимы и мысли (Характеры и анекдоты)

В 1792 г. он был назначен директором Национальной библиотеки. Времена становились все суровее, но Шамфор ни в чем не менял своего поведения и продолжал говорить то, что думал. Заслуги Шамфора перед республикой были велики, к нему относились снисходительно, пока им специально не занялся один из сотрудников библиотеки, некто ТобьезенДюби, метивший на его место. Он записывал словечки Шамфора и строчил доносы. оВо имя Республики никаких полумер! Сотрите в порошок этих людей, недостойных иной участи, и пусть патриоты радуются при

'" Там же, стр. 310.

виде своих врагов, поверженных во прахп,"-вот образец литературных упражнений Дюби. Шамфор ответил на его клевету печатно.'* И все же она возымела действие, тем более что в это время Шамфор отказал Эро де Сешелк) в просьбе написать брошюру против свободы слова. 21 июля 1793 г. Шамфора арестовали и посадили в тюрьму Ле Маллонет. Через несколько дней его выпустили, приставив к нему и его знакомым, выпущенным вместе с ним, жандарма, которого они должны были совместно содержать.

Тюрьма произвела на Шамфора тягчайшее впечатление. Он говорил потом, что это не жизнь и не смерть, а для него невозможна середина: он лолжен или видеть небо, или закрыть глаза под землей. И он поклялся, что покончит с собой, если его опять арестуют. На воле он продолжал острить, и через месяц жандарм предъявил ему новый ордер на арест. Щамфор попросил позволения выйти в другую комнату и там выстрелил себе ц голову. Вот как он сам рассказал впоследствии об этом своему другу, литератору Женгене: оЯ пробуравил себе глаз и переносицу, вместо того чтобы размозжить череп, потом искромсал горло, вместо того чтобы его перерезать, и расцарапал грудь, вместо того чтобы ее пронзить. Наконец, я вспомнил Семену и в честь Сенеки решил вскрыть себе вены. Но он был богат, к его услугам было все: горячая ванна, любые удобства, а я бедняк, ничего такого у меня нет. Я причинил себе чудовищную боль и без всякого прока. Впрочем, пуля у меня по-прежнему в черепе, а это главное. Немногим раньше, немногим позже-вот и всеп.

Истекающего кровью, его перенесли на кровать, и там он твердым голосом продиктовал следующее: оЯ, Себастьен-Рок-Никола Шамфор, заявляю, что предпочитаю умереть свободным человеком, чем рабом отправиться в арестный дом; заявляю также, что если меня, в моем теперешнем состоянии, попытаются потащить туда, у меня еще достанет сил успешно завершить то, что я начал. Я свободный человек. Никогда меня не заставят живым войти в тюрьмуп.'* Все, естественно, считали, что он не выживет. Тем не менее к нему и на этот раз приставили жандарма, которого, опять-таки, он сам должен был содержать. Но Шамфор оправился, начал даже ходить, перебрался на другую, более дешевую квартиру: после того как он был принужден подать в отставку, средств к существованию у него совсем почти не было. Впрочем, прожил он недолго. Через несколько месяцев одна из его ран нагноилась, и 13 апреля 1794 г. Шамфор умер.

Умирая, он сказал аббату Сийесу: оМой друг, я ухожу, наконец, из этого мира, где человеческое сердце должно или разорваться, или оледе

" Цит. по: Chamfort. Mallimes et pensms. Presentation par Claude Roy, Paris, 1963. p. 12.

" Sebastien Chamfort a ses concitoyens en reponse aux calomnies de Tobiesen-Duby. In: Oeuvres completes de Chamfort, t. V, pp. 325-326.

'* См.: Glinguene). Notice sur Chamfort. In: Oeuvres de Chamfort, recueillio et publiees par un de ses anils, I. I. Paris, [1795], pp. LX-LXH.

нетьп.'* За гробом Шамфора-в те времена это было актом большого мужества-шли три человека: Сийсс, Ван-Прат и Женгене.

Приблизительно год спустя П.-Л. Редерер попытался подвести итог литературной деятельности Шамфора, выступив на страницах оЖурналь де Парип со статьей оДиалог между редактором и другом Шамфорап. Как видно уже из заглавия, статья написана в форме разговора двух

-людей, один из которых спрашивает, а второй отвечает. На вопрос редактора, что же сделал для революции Шамфор, не напечатавший о ней ни строчки, следует ответ: оШамфор печатал непрерывно, только печатал он в умах своих друзей. Он не оставил произведений, написанных на бумаге, но все, что он говорил, будет когда-нибудь написано. Его слова долго будут цитировать, будут повторять их во многих хороших книгах, ибо каждое его слово-сгусток или росток хорошей книгип. И дальше: оЧтобы [мь1сль] стала общим достоянием, ее должен отчеканить человек красноречивый, тогда чеканка будет тонкая и четкая, а проба- полновесная. Шамфор не переставал чеканить такую монету, порою - из чистого золота. Он не сам раздавал ее людям, этим охотно занимались его друзья. И нет сомнения, что он, ничего не написавший, больше оставил после себя, чем те люди, которые столько писали за эти пять лет и произносили столько словп.

Редерер говорил это, не зная и даже не подозревая, что труд всей жизни его друга сохранился. Между тем после смерти Шамфора Женгене обнаружил папки с его записями. Возможно, кое-что и пропало, но большая часть была спасена. Эти заметки на клочках бумаги и есть