Максимы и мысли (Характеры и анекдоты)

Но не в этом основа стилистического отличия Шамфора от моралистов XVI и XVII вв. Человек, живший в эпоху катастрофическую, в канун революции, которая до основания потрясла его страну, залила ее кровью, освободила народ от рабства и перед всей Европой открыла новые пути, не мог писать ни бесстрастно-иронически, ни поучительно. Стиль Шамфора-это довольно сложный конгломерат, в котором традиция Ларошфуко и Лабрюйера соединилась с новыми, руссоистскими особенностями, предвещавшими уже французских романтиков. Наряду с короткими, лапидарными сентенциями, в которых парадоксальность доведена до предела и которые подчас трудно отличить от афоризмов Ларошфуко (оМало на свете пороков, которые больше мешают человеку обрести многочисленных друзей, чем слишком большие достоинствап, - стр. 25), мы находим записи, по приподнятой интонации и лексике немыслимые в рассудочном XVII веке: оКогда сердце мое жаждет умиления, я вспоминаю друзей, мною утраченных, женщин, отнятых у меня смертью, живу в их гробницах, лечу душой на поиски их душ. Увь11 В моей жизни уже три могилы!п (стр. 61). Таких примеров немного, но они показательны, так как говорят о том, что изменившееся сознание людей искало новые формы выражения. Большей частью интонация Шамфора очень эмоциональна: гневная, саркастическая, скорбная, и за нею почти всегда-открыто или затушеванно - стоит авторское ояп, но не ироническое и отстраняющееся, а воинственно-пристрастное, даже в самой скорби. Именно эта интонация придает книге Шамфора особенную непосредственность и современность.

Вторая часть книги-оХарактеры и анекдотып-это сборник исторических анекдотов. С точки зрения Шамфора, любой деспотический строй только такой истории и заслуживает. Ничего общего с оХарактерамип Лабрюйера эти анекдоты не имеют. Шамфор не ставил перед собой задачи дать сколько-нибудь обобщенные типы. Его целью было показать не галерею портретов или даже карикатур, а лишь серию моментальных снимков.

Не он изобрел этот жанр. Достаточно назвать очень известные в (*вое время оМаленькие историип Тальмана де Рео-забавные, часто непристойные эпизоды из жизни придворных кругов XVII в. Но Тальман де Рео стремился прежде всего развлечь. Намерения Шамфора совсем иные: он стремится з а к л е й м и т ь.

В оХарактерах и анекдотахп немало проходного материала: острых словечек (в искусстве острословия мало кто мог сравниться с Шамфором), забавных происшествий, бытовых сценок, не несущих особой смысловой нагрузки. Но суть не в них, а в поразительных по своей обличительной силе характеристиках и зарисовках. Не обойден и не пощажен никто - ни король, ни фавориты и фаворитки, ни министры, ни придворные, ни прелаты. Шамфор действительно бьет в набат-тут еще раз необходимо подчеркнуть, что словечки его и характеристики имели широкое хождение при его жизни и таким образом играли немалую роль в формировании передовой общественной мысли.

Жадность, скаредность, беззастенчивая подлость, раболепие, скудоумие, цинизм - вот набор пороков, которые Шамфор регистрирует тщательно, методично, со злорадной издевкой. Он ненавидит этот строй, при котором у меньшинства нет аппетита, а у большинства - обеда, и порою его ненависть облекается в слова, для того времени необычайно смелые: оХочу дожить до того дня, когда последнего короля удавят кишками последнего попап (стр. 165).

По форме эта часть книги очень пестра. Есть в ней исторические анекдоты в собственном смысле слова, т. е. рассказы о реальных фактах, не очень значительных, но забавных или характерных, как например записи высказываний крупных вельмож: оГраф д'Аржансон, человек умный, но без всяких правил и любивший выставлять свое бесстыдство напоказ, говаривал: ?Мои недруги напрасно стараются - им меня не свалить: в лакействе меня никто не превзойдет"п (стр. 123); и рассуждения: оЯ считаю короля Франции государем лишь тех ста тысяч человек, которым он приносит в жертву двадцать четыре миллиона девятьсот тысяч французов и между которыми делит пот, кровь и последние достатки нациип (стр. '189) ; и афоризмы в стиле Ларошфуко: оВ каждую пору своей жизни человек всегда вступает новичкомп (стр. 216); и жанровые или даже скабрезные сценки; и маленькие новеллы, вроде истории о командире мушкетеров, которого послали усмирять оголодавший и взбунтовавшийся народ, приказав ему ооткрыть огонь по сволочип (стр. 131).

В этой пестроте чувствуется отсутствие авторского отбора. Тем не менее оАнекдотып производят сильное впечатление: как в мозаике из отдельных камушков, так и здесь из отдельных штрихов складывается цельная картина.