Максимы и мысли. Характеры и анекдоты

Вот забавное и широко известное в Испании происшествие: граф Аранда,[385] получив пощечину от принца Астурийского, нынешнего короля,[386] вскоре после этого был назначен послом во Францию.

* * *

В ранней молодости мне как-то раз понадобилось повидать в один и тот же день Мармонтеля[387] и Даламбера. С утра я отправляюсь к Мармонтелю — он жил тогда у г-жи Жоффрен,[388] — но ошибаюсь дверью. Швейцар мне объявляет: «Господин де Монмартель здесь больше не проживает» — и дает мне его новый адрес. Вечером я иду на улицу Сен-Доминик и справляюсь у какого-то швейцара, где квартирует Даламбер. «Господин Штаремберг, венецианский посол? Третий дом отсюда...». — «Да нет, господин Даламбер, член Французской академии». — «Такого не знаю».

* * *

Гельвеций[389] был в молодости на загляденье хорош собой. Как-то вечером, когда он тихо и смирно сидел за кулисами театра подле мадмуаведь Госсен,[390] к ним подошел известный финансист и сказал актрисе на ухо, но так, чтобы слышал Гельвеций: «Мадмуазель, не согласитесь ли вы принять шестьсот луидоров и подарить мне за это свою благосклонность?». — «Сударь, — ответила она, указывая ему на Гельвеция и тоже говоря достаточно громко, чтобы тот мог расслышать ее слова, — я сама дам вам двести, если вы явитесь ко мне завтра утром с таким же красивым лицом, как вот у него».

* * *

У юной и хорошенькой герцогини де Фронсак не было любовников, чему все немало дивились. Одна дама, желая намекнуть на то, что герцогиня рыжая и что вести себя столь благоразумно ей помогает именно это обстоятельство, заметила: «Она — вроде Самсона:[391] вся ее сила в волосах».

* * *

Когда г-жа Бризар, известная своими любовными похождениями, приехала в Пломбьер,[392] многие придворные дамы старались избегать встреч с нею. В числе их была и герцогиня де Жизор,[393] известная своей набожностью. Друзья г-жи Бризар сообразили, что если г-жа де Жизор примет их приятельницу, то перестанут упрямиться и остальные дамы. Они предприняли соответственные шаги и добились своего. Г-жа Бризар, женщина приятная в обхождении, быстро очаровала богомолку, и они подружились. Тем не менее герцогиня при случае дала ей понять, что готова простить женщине один проступок, но не понимает, как можно без конца менять любовников. «Увы! — воскликнула г-жа Бризар. — Заводя себе нового, я всякий раз думала, что он будет последним».

* * *

Примечательно, что у Мольера,[394] не щадившего никого на свете, нет ни одного выпада против финансистов. Ходит слух, будто Мольер и другие комедиографы той эпохи получили на этот счет прямые указания Кольбера.[395]

* * *

Однажды регенту захотелось побывать на балу и остаться неузнанным. «Я придумал, как это сделать», — объявил аббат Дюбуа[396] и на балу несколько раз пнул его коленом в зад. Регент, найдя пинки слишком увесистыми, запротестовал: «Аббат, ты маскируешь меня чересчур усердно!».

* * *

Некий фанатический поклонник аристократизма, заметив, что вокруг Версальского дворца отчаянно разит мочой, приказал своим слугам и крестьянам справлять малую нужду только у стен его замка.

* * *

Привыкнуть можно ко всему, даже к жизни. Услышав, как при нем* оплакивают участь грешников, горящих в адском огне, Лафонтен[397] заметил: «Льщу себя надеждой, что рано или поздно они привыкают и начинают чувствовать себя там, как рыба в воде».

* * *

Г-жа де Нель была в связи с де Субизом.[398] Однажды г-н де Нель,[399] презиравший свою супругу, повздорил с нею в присутствии любовника и заявил: «Сударыня, я спускаю вам все. Это знает каждый. Должен, однако, предупредить, что не потерплю слишком низменных прихотей, которые вы подчас себе позволяете, например вашей склонности к брадобрею моей челяди. Я ведь сам видел, как вы впускали его к себе, а потом выпускали». Пригрозив жене суровым наказанием, де Нель удалился, оставив ее с де Субизом, и тот, не желая ничего слушать, надавал ей пощечин. Муж потом всюду хвастался этим подвигом, прибавляя, что история с брадобреем выдумана им самим, и потешался как над де Субизом, который поверил ему, так и над своей женой, которую отхлестали) по щекам.

* * *

О приговоре военного суда в Лориане по делу г-на Грасса[400] у нас острили так: «Флот оправдан, адмирал невиновен, министр неподсуден, издержки с короля». Не следует только забывать, что вся эта история обошлась казне в четыре миллиона и что после нее уже можно было предвидеть скорое падение г-на де Кастри.[401]

* * *

Эту остроту кто-то повторил в компании молодых придворных. Одного из них она привела в такой восторг, что он помолчал, затем воздел руки горе и изрек: «Можно ли не радоваться великим событиям, пусть даже прискорбным, если они дают повод для таких приятных шуток?». Слова его всем понравились, и присутствующие принялись припоминать острые словца и песенки, сложенные по случаю различных поражений Франции. Песенка о битве при Гохштедте была сочтена неудачной, и многие объявили: «Жаль, что мы проиграли это сражение: песенка никуда не годится».

* * *