– Я могу предположить, что это глаза женщины, которая тебе нравится. Возможно, ты влюблен в нее.
– Банально, – поморщившись, улыбаюсь я. – Удиви меня, Эрика Доусон.
– Когда художник расстается с любимой женщиной, любовь начинает новую жизнь в его воображении. Это сказал Александр Дюма. Считаешь его банальным? – ровным голосом произносит мисс (я надеюсь, что мисс, так как обручальное кольцо отсутствует) Доусон. Начитанная девушка, знакомая с произведениями классиков. В ней определенно что-то есть. Мне просто жизненно необходимо найти и понять, что именно.
– Многие авторы повторяют давно сказанные другими фразы и истины, подбирая синоними, меняя местами слова и интерпретируя под свой сюжет. В наше время оригинальность – редкость, – лаконично отвечаю я.
– Считаешь себя оригинальным? – и снова в ее приятном голосе с мягким чувственным тембром появляется ирония.
– Нет, – улыбаюсь одной из самых сексуальных улыбок в своем репертуаре. – Я не настолько самонадеян.
– Тогда это просто красивые глаза? – не тушуясь и не проявляя внешних признаков смущения, с безмятежной улыбкой отзывается Эрика.
– Почему нет? – пожимаю плечами. – Черный квадрат это всего лишь черный квадрат. Но многие находят в нем нечто особенное. Смысл искусству придают люди. Для меня черный квадрат – фантазия обкурившегося анаши художника.
– Я смотрю, у тебя имеется опыт в употреблении анаши?
– Творческие люди склонны к разного рода экспериментам.
– Над своим здоровьем? – она смотрит на меня с откровенным осуждением, на которое я отвечаю обезоруживающей беспечной улыбкой вечно пьяного грешника.
– Ты пришла пропагандировать здоровый образ жизни или же наслаждаться искусством?
– Я здесь случайно, – озвучивает девушка то, что и так понятно.
– Я заметил.
– Нет, ты бы не заметил, если бы я не сказала, – самоуверенное утверждение, ни подтверждать, ни опровергать которое у меня нет желания.
– Я хочу знать, кто ты, а не спорить, – пленительно улыбаюсь я, придавая голосу вкрадчивые интонации.
– Зачем?
– Чтобы понять.
– Понять – что? – она начинает раздражаться, но мое внимание льстит ей. Только Эрика Доусон ни за что в этом не признается даже самой себе.
– Каким будет твой портрет, – сообщаю приглушённым полушепотом и, сделав шаг вперёд, бесцеремонно вторгаюсь в зону ее комфорта. Надо отдать мисс Доусон должное – она не отступает, с достоинством встречая мой откровенный взгляд.
– Мой портрет? Ты издеваешься? – чувственные губы застывают в циничной улыбке.
– Что тебя заставляет так думать? – невозмутимо продолжаю я, опуская взгляд в декольте и ниже. У нее очень красивые бедра и талия, которую я мог бы охватить ладонями и длинные ноги, напрашивающиеся на то, чтобы их раздвинули и забросили на плечи.
– Я модель, а не натурщица, – какая милая взбалмошная спорщица. Я уже предвкушаю момент своей победы. Он будет триумфальным, обжигающим и незабываемым.
– Мне часто позируют модели, – смотрю в глаза, пытаясь передать взглядом все, что представил сейчас. Она, я, моя комната и холст, влажное напряжение похоти, витающее между нами… Идеально обнажённый безупречный холст, нуждающийся в уверенных мазках кисти. Она будет дрожать и извиваться, умоляя закончить быстрее, но ей придется ждать, пока я не поставлю финальный штрих.
– И одна из них не так давно была убита, – остужает Эрика мою разбушевавшуюся фантазию ведром холодной воды. Что, бл*дь?
–
– Что? – ресницы распахиваются, в голосе возмущение. – Нет.
Я не верю. Она не уверена, и возможно именно мой вопрос запустил сомнение в мысли девушки. Я напугал ее. Осознанно.
– Нет ничего более отталкивающего, будоражащего и вызывающего интерес, чем чужая жестокая смерть, Эрика. Красивые и жуткие убийства совсем молодых девушек не обсуждает сейчас только ленивый, – пригубив шампанское, я сдержанно продолжаю. – В зале десятки картин, но посмотри – именно перед портретом Марьям собралась целая толпа зрителей. Уверен, что на ее похоронах присутствовало меньше народу.
– Зато портрету гарантирован успех, – смелое предположение, но Рика не знает, что Марьям не продается.
– Не думаю. Вы бы купили ее?
– Ее? – переспрашивает Эрика, показывая на безымянную картину, осуждающе взирающую на меня неизменно печальным взглядом. Я нежно улыбаюсь ей, утешая.
– Нет – Марьям, – уточняю я, изучающе разглядывая побледневшее лицо Эрики Доусон. – Купила бы? Повесила в свою спальню? Прямо напротив кровати?