Мактуб. Ядовитый любовник

– Нет времени соревноваться с тобой в остроумии, Рика. Приходи в том платье, в котором я тебя увидел впервые, – отдает приказ Джейдан, и голос жеманной девицы наконец затихает… эй, какого черта? Надеюсь, он не заткнул ее там своей кистью?

– Это обязательное условие? А если ослушаюсь, о, великий мастер?

– Я сказал, в каком платье прийти, Рика. На моей территории не задаешь вопросов. Все будет так, как решаю и желаю того я, – с глухим смешком, этот мерзавец кладет трубку, оставляя меня наедине со своей злостью и пульсирующим между ног желанием, которое я пытаюсь унять, подавить, заглушить, зажимая между ними одеяло, но становится только хуже.

Сдается мне, желание позировать Джейдану обуславливается не одним лишь заданием. Я действительно хочу отличаться на его портретах, выделяться среди безликих лиц в его «потоке».

Не знаю почему, но мне хочется стать для него куда более значимой, чем та голубоглазая бестия – бессменная и главная героиня его картин, женщина, занимающая, несомненно, все его мысли.

Ты не оригинал, Рика, – вспыхивают слова Джейдана, порождая во мне агонизирующее пламя ревности.

Глава 7

«Мы вдвоем в комнате. Не было прошлого. Не было будущего. Только яркое, глубокое ощущение единственности этого мгновения в настоящем».

Джон Фаулз «Коллекционер».

Джейдан

Орудуя одновременно мастихином и кистью, проделываю на холсте поистине ювелирную огранку, смягчая и затемняя густой пурпурный оттенок. Подчеркнуть сияние рубинов сложнее, чем кристальный блеск алмазов, несмотря на насыщенность и многогранность алого. Даже в мелких рубинах, инкрустированных в благородный металл, есть некая чёрная энергия, неотвратимый рок или проклятие, которыми пугают маленьких девочек. Страшные сказки забываются, девочки вырастают, но магия камней настигает, околдовывая, лишая бдительности, подкупая, пробуждая низменные, грешные мысли. Персидские легенды противоречат моей смелой версии: древние персы верили, что драгоценные камни – это упавшие на Землю осколки тверди небесной, разрушенной злым Духом и наделенные божественной энергией. Кто я такой, чтобы спорить с мудрыми предшественниками? Я всего лишь художник, наблюдающий за несущемся к своему разрушению, утратившим первозданный смысл миром. Возможно, изначально камни с неба и были олицетворением света и защиты, а человеческая алчность превратила их в смертоносное оружие, проливая реки крови ради горстки алмазов.

Мои мысли могли бы продолжить внутреннюю дискуссию, поддерживаемую психоделическими переливами трансовой музыки, текущей из колонок, но последний финальный штрих подвел черту не только в законченном портрете, но и в собственной занудстве. Внутри разрастается ощущение облегчения и удовлетворения. Даже без критического осмотра, я знаю, что только что написал лучшую из своих работ, но вероятнее всего, ее никогда не покажут в музеях, а будут хранить на чердаках или под замком в частных коллекциях. Искусство способно не только вдохновлять и наполнять душу светлыми эмоциями, иногда оно пугает, идеально отражая черноту внутри нас, способную разрушить разум неподготовленного зрителя. Герой Оскара Уайльда, нестареющий Дориан Грей, мгновенно превратился в старика, увидев на портрете свое разлагающееся порочное нутро и умер, содрогаясь от ужаса. Вот он пример неспособности человека признавать, что каждый из нас полон демонов и мрака, но лишь единицы осознают, что свет и тьма, соединяясь, способны создавать новые, прекрасные миры.

Бросив грязные кисти и мастихин в специальную емкость с растворителем, не глядя на готовый холст, снимаю картину с мольберта, и ставлю лицевой стороной к стене. Звонок домофона раздается в момент перерыва между мелодиями, иначе я бы его не услышал. Быстрый взгляд на часы и губы кривит удовлетворенная жёсткая улыбка. Эрика пришла раньше. Нетерпеливая девочка. Тебе придётся ждать так долго, сколько я выдержу сам, не прикасаясь к твоим крылышкам. Щелкнув пультом, выключаю музыку, и намеренно неторопливо направляюсь к двери, открываю и, не дожидаясь, пока Рика поднимется, возвращаюсь к мольберту. Выбирая подходящий размер холста из уже обрамлённых, я слышу, как закрывается лифт и острые каблучки приближаются к двери. Выровняв крепление по высоте, устанавливаю на мольберт чистый холст.

– Ты рано, – коротко бросаю я, не поднимая головы, когда процокав шипованным туфельками Эрика проходит в комнату и останавливается напротив. Я чувствую ее взгляд и цветочный нежный аромат; слишком легкий для такой характерной стервы. Мне не нужно смотреть, присутствия мисс Доусон достаточно, чтобы я снова почувствовал, каким твердым она меня делает, просто находясь рядом; не прикасаясь ни руками, ни взглядом.