Мактуб. Пески Махруса

И, к счастью, мне удается это сделать. За последние часы меня эмоционально вытрясли, превратили в полую куклу… мозг просто вырубается, не в силах больше анализировать происходящее и выносить болезненные воспоминания.

Джамаль

— Ты готов отвечать на вопросы?

Голос звучит отдалённо, глухо с многократным эхом, отдающимся в голове пульсирующей тупой болью: в висках, в затылке, давит на глаза, плотно скрытые тугой повязкой. Язык распух, в горле пересохло, металлический приторный привкус крови во рту. Понятия не имею, сколько времени я нахожусь в состоянии периодической отключки. Гул в ушах нарастает, когда я пытаюсь пошевелиться, из правой ноздри начинает сочиться кровь, попадая на губы. По телу проходит судорога, и адская боль простреливает онемевшие мышцы. Никаких посторонних звуков, кроме прерывистого дыхания Кадера; темнота и едкий запах пота и крови. Наручники вздрагивают со скрежетом, когда я непроизвольно дергаю запястья. Бесполезная и мучительная затея. Тело словно вросло в металлический ледяной стул. Петля стального ошейника фиксирует горло, удерживая в сидячем положении. Руки прикованы железными браслетами к подлокотникам, щиколотки — к ножкам стула.

— Ты же понимаешь, что отмолчаться не получится, Джамаль. Не на этот раз, — словно через трубу, раскатисто вещает Кадер.

По моим ощущениям Таир находится в паре метров от меня. Стоит, не пуская с меня тяжелого взгляда, прислонившись к обитой стальными пластинами звуконепроницаемой стене. Я не помню, как меня везли сюда. Последнее, что запечатлелось в мозгу — это свирепое выражение лица Кадера перед ударом, а потом темнота.

Это второе посещение полковника. Во время первого я был не в состоянии разговаривать, и пара ведер с ледяной водой не смогли исправить положение. Я вырубался через пару минут после того, как приходил в сознание, не успев сказать ни слова. Дезориентированный из-за вынужденной слепоты, и частично оглушенный взрывом в отеле, голый, обездвиженный, промерзший до костей — мне не повезло оказаться на месте тех «счастливчиков», которых когда-то я сам доставлял в каменные клетки, предназначенные для содержания и дознания подозреваемых. Я знаю, что меня ждет. Сопротивление бессмысленно. Так или иначе, Кадер получит все, что его интересует. Методов множество, а я не настолько несокрушим и неуязвим, чтобы пережить хотя бы половину, не сломавшись. Смельчаком быть легко на страницах книг и в фильмах. А когда оказываешься один на один в замкнутой камере с дознавателем, прикованный намертво к металлическому креслу, варианта может быть только два — признание вины или сотрудничество.

— Когда они завербовали тебя, Каттан? — наигранно спокойным тоном Кадер задает свой первый ожидаемый вопрос.

— Никогда, — глухо отзываюсь я, облизывая пересохшие соленые от запекшейся и свежей крови.

— В Нью-Йорке? — продолжает Кадер, игнорируя мой ответ. — Скажи мне, какова была цена? Что они тебе пообещали за предательство страны, которая дала тебе все, что ты имеешь, включая никчемную жизнь?

— Ничего, — я сглатываю, и кадык упирается в стальной обруч, сдавливая горло. Сухой воспаленный язык ворочается с огромным трудом, слова вылетает из губ невнятным шипением. — Мне нужно воды.

— Пить хочешь, Каттан? — ледяным бесстрастным тоном спрашивает Таир.

Я слышу, как его тяжелые шаги совсем близко. Потом раздаётся характерный звук открывающейся пластикой бутылки, и прохладное влажное горлышко прижимается к моим губам.

— Я не зверь, — произносит Кадер, наклоняя бутылку так, чтобы я смог сделать пару небольших глотков и убирает быстрее, чем успеваю утолить жажду.

— Что тебя не устраивало? — снова переходит к допросу, склонившись надо мной и обдавая запахом дорогих сигар и арабского кофе. — Слишком тяжелые условия работы? Низкая оплата? Или ты забыл, где я подобрал тебя?

— Я все помню, Кадер, — негромко отвечаю я.

— Я принял тебя в свою семью, отдал тебе самое дорогое, и вот так ты заплатил мне, Джамаль? — обвиняющий уверенный тон. «Отдать самое дорогое» оказалось не так уж и сложно, не так ли, Таир?

— Я не работаю на ЦРУ, — четко произношу вслух.

— Все так говорят, Джамаль, оказавшись в этом кресле, — скептически говорит Кадер, я слышу, как он потирает свой подбородок. — Но спустя пару допросов признаются. Тебе ли не знать, — ухмыляется, шумно выдохнув. Отходит от меня на пару шагов назад. — Ты дважды упустил Видада. Дважды нарушил приказ, дважды сорвал операцию. Дважды позволил предателю и преступнику уйти от наказания, — жестким тоном перечисляет он. — Факты — вещь несокрушимая, Джамаль.

— Я не работаю на ЦРУ, и действовал исключительно в интересах Анмара. — повторяю я.

Усталость и боль струятся по венам, тело трясет в ознобе, пальцы на руках и ногах потеряли чувствительность. Липкий пот покрывает промёрзшее онемевшее тело, правая сторона лица распухла и пульсирует от боли. Мысли о туалете, голоде и жажде усиливаются. Животные инстинкты не поддаются контролю. Даже подыхая, мы помним о нуждах своей биологической оболочки.