Мактуб. Принц Анмара

Мое тело цепенеет, теряет способность двигаться на целую вечность, несмотря на то, что перед внутренним взором за секунду пролетает наша жизнь. Наше утро, когда я ещё имела возможность обнять Джамаля, посмотреть в его глаза, еще раз и ещё раз… прижаться губами к сильной груди, к шее, покрытой шрамами, олицетворяющими то, что мой мужчина «родился в рубашке», и в любой, даже самой безысходной ситуации, он наделен даром выходить сухим из воды. Меня трясет мелкая дрожь, в груди тяжелеет, пока я отчаянно кусаю губы и захлебываюсь слезами, затыкая горловой вой, кусая собственный кулак, на который стекают капли крови из раны под бровью. Сейчас это кажется таким пустяком, такой незначительной болью, совершенно не сравнимой с тем, что испытывает мое кровоточащее сердце.

Он не может умереть… не так и не сейчас. Взрыв не способен сломить моего Джамаля, он уже выживал в эпицентре теракта… я отказываюсь, не хочу в это верить. Нет, нет, нет.

— Ты жив, ты жив, ты жив, — словно безумная, хаотично шепчу я, едва шевеля окоченевшими губами, обожжёнными потоком соленых слез. Я не могу смотреть на экран, где жуткие кадры взрывающегося моста повторяют ежесекундно, словно спешат напомнить о том, что все, что я только что обрела, — в одночасье разрушено.

«Если суждено, я выживу и найду тебя.» — где-то вдалеке, на подкорке сознания, вспоминается голос тринадцатилетнего Юноши, наше первое прикосновение друг к другу и мое тихое: «Я сама их сделала…».

Четки. На нем были мои четки. Он не мог умереть, просто не мог. ощущаю, как надрываются внутри душевные струны, и падаю, опускаюсь коленями на пол, не чувствуя физической боли. Кажется, врачи только сейчас замечают неадекватного вида девушку, развалившуюся у боковых стульев, завывающую и всхлипывающую от разрывающей в клочья истерики.

— На помощь! Кто-нибудь! Позовите врача! — слышу женский незнакомый мне голос первой неравнодушной.

— Уже позвал. Я сам ее отнесу, — отрезает мужчина, и в следующий момент я чувствую, как мое лицо обхватывают сильные руки, а в ноздри ударяет знакомый аромат, который я узнаю из тысячи. Пытаюсь сфокусировать зрение на лице человека, подхватывающего меня на руки, но ничего не выходит, потому что мое сознание просто отключается перед тем, как я слышу мягкое, трепетное и заботливое:

— Все будет хорошо, дочка. Я с тобой, — шепчет мне Мэттью Доусон, который каким-то чудом очутился здесь, в Анмаре. А может быть, это моя предсмертная галлюцинация… потому что я не знаю, как жить без Джамаля, если его имя пополнит списки сегодняшних жертв.

***

Мне снится, что я бегу по узкому задымленному лазу. Пламя все ближе и ближе, мне кажется, что его языки цепляют кончики волос и обжигают спину, раскаленная огнем земля оставляет беспощадные ожоги на чувствительных ступнях. Удивительно, но я прекрасно осознаю, что этот кошмар — всего лишь сон, и не могу проснуться, пока в висках пульсируют настойчивые мысли о том, что я должна найти Джамаля в этих подземных лабиринтах, объятых ядовитыми парами дыма и гари.

— Джамаль! Джамаль! — отчаянно кричу, задыхаясь от слез и крупиц смертоносного смога, за один вдох проникающего в легкие. — Джамаль, вернись ко мне! — мир вокруг меня начинает вращаться с бешеной скоростью, колени подгибаются от усталости и бессилия. Медленно теряя сознание, я падаю на опаляющую живот землю, и в момент, когда телом овладевает агонизирующая боль, наконец просыпаюсь в реальности.

Когда открываю глаза, первым делом замечаю, насколько в новом для меня пространстве высокий потолок. Как минимум десять метров разделяют меня с хрустальной люстрой в виде распустившегося лотоса, источающей мягкий свет, успокаивающий мою расшатанную за последнее время, и особенно за этот тяжелый день, психику.