Макунаима, герой, у которого нет характера

Братья припустили сильней. Пробежав полторы лиги, они обернулись. Голова Капея всё еще катилась за ними. Они вновь пустились бегом, а когда устали так, что не могли уже больше бежать, забрались на дерево бакупари, что растет на берегу реки, и решили ждать, пока голова минует их. Но голова остановилась у подножия дерева и попросила плодов бакупари. Макунаима потряс дерево. Голова собрала упавшие плоды, съела их и попросила еще. Жиге сбросил несколько плодов в реку, но голова наотрез отказалась заходить в воду. Тогда Маанапе изо всех сил размахнулся и забросил один плод далеко-далеко; пока голова катилась за ним, братья спустились с дерева и задали стрекача. Бежали они, бежали и через полторы лиги увидели дом, где жил Хананейский бакалавр. Старик сидел у дверей дома и изучал старинные документы. Макунаима сказал ему:

– Как дела, бакалавр?

– Не так плохо, безвестный странник.

– Дышим свежим воздухом, да?

– C'est vrai, как говорят французы.

– Ладно, до скорого, бакалавр, а то мне бежать надо.

И братья вновь пустились бегом. В один миг они оставили позади ракушечные холмы Капутéры и Моррéти. Впереди стоял бесхозный дом. Они ворвались внутрь и крепко-накрепко закрыли дверь. Отдышавшись, Макунаима заметил, что потерял талисман, и не на шутку опечалился, ведь это было единственное, что у него оставалось в память о Си. Он было отправился обратно искать камень, но братья не пустили героя. Вскоре прикатилась голова: трах-тарарах! – заколотила она в дверь.

– Что такое?

– Откройте дверь и впустите меня!

Кайман – и тот не открыл, а наш герой и подавно. И голова не смогла войти. Макунаима же не знал, что голова теперь была в его власти и не могла причинить ему зла. Голова ждала долго-долго, а не дождавшись, стала размышлять, чем ей теперь обернуться. Станет водой – выпьют, муравьем – раздавят, комаром – прихлопнут, поездом – с рельсов сойдет, рекой – на карте отметят… И порешила так: «Стану Луной». Тогда она крикнула:

– Откройте дверь, я хочу кой-чего взять с собою!

Увидев, что дверь не открывают, Капей стал горько жаловаться. Пришел тарантул, спросил, отчего змеиная плачет голова. Та ответила, что хочет подняться в небо.

– Нить мою Солнце спалит, – ответил папаук-великан.

Тогда голова созвала черных птиц, и стало темным-темно, как ночью.

– Нити моей в ночи не увидать, – сказал папаук-великан.

Голова отправилась в Анды за калебасом холода, принесла его и сказала:

– Ты капай по капле каждые полторы лиги, нить и побелеет от инея. В путь?

– Что ж, в путь.

Паук принялся плести нить и расстилать ее по земле. С первым порывом ветра невесомая нить взмыла в небо. Тогда папаук-великан поднялся по ней и капнул инеем. И пока он плел нить еще выше, нижняя часть стала белой-белой. Тогда голова воскликнула:

– Прощайте, люди добрые, я в небо ухожу!

И стала, поедая нить, подыматься к бескрайним небесным полям. Братья открыли дверь и смотрели, не отрывая глаз. А голова всё поднималась и поднималась.

– Ты и в самом деле в небо отправляешься, голова?

– Угу, – промычала она, ведь она цеплялась зубами за нить и не могла открыть рта.

Когда рассвет был уже совсем близко, черный змей Капей поднялся на небо. Он изрядно растолстел, ведь столько паутины съел, и побледнел от изнеможения. Он сильно потел, и пот его падал на землю свежей росой. Луна так холодна именно оттого, что Капей ел ледяную паутину. Капей когда-то был черным змеем, а теперь он – лунная голова в бескрайних небесных полях. С тех пор тарантулы плетут свою паутину ночною порой.

На другой день братья сбегали на берег реки, искали-искали, но тщетно: нигде не было талисмана. Они спросили всех живых существ: черепаху аперéму, мартышку игрунку, маленького броненосца, ящерицу тегу, водяных и древесных скорпионовых черепах, огромную осу тапиукáбу, ласточку, кукушку, дятла, чачалаку, кассика, птичку, что кричит «Таáн!», и ее подружку, что кричит «Таин!», ящерку, что спорит с мышью, рыбу паку, рыбу тукунарé, рыбу арапаиму, рыбу куримату, птицу ибиса, птицу йерерé – всю эту живность; но никто ничего не знал. Тогда братья вновь отправились в путь по дорогам империи. Тяжело давили на сердце тишина и отчаяние. Макунаима то и дело останавливался как вкопанный, думая о треклятой… Как он по ней скучал! Время точно остановилось. Он непрерывно плакал. Слезы, скатывающиеся по детским щекам героя, орошали волосы, что росли на его груди. И он то и дело качал головой и вздыхал:

– Мочи нет, братцы! Сердцу первой любви не забыть – только как же без любимой быть?

И шел дальше. И везде, где он проходил со своей свитой из разноцветных попугаев, ему воздавали почести.