Малая Бронная

И вот мы оказались за одним столиком на пафосной вечеринке вручения очередных наград за вклад в важнейшее из искусств. Музыка грохотала, клубился сизый сигаретный дым, вокруг мелькали лица, знакомые и нет, за нашим столом собралась тьма народу, все что-то орали, перебивали друг друга, схлестывали бокалы. Я пыталась разглядеть среди всего этого содома Авалова, которого до сих пор видела только в телевизионных новостях – как-то так вышло, что за годы работы в кино мы ни разу не пересекались «вживую». Интересно было, как же ведет себя в жизни этот титулованный, обласканный критиками и зрителями полубог, какой он, Руслан Авалов, – самодовольный велеречивый болтун или игривый старпер с маслеными глазами? Я толкнула Надьку коленкой под столом:

– Ну и где он? Где Авалов?

– Ты че, дура, что ли? Вот же он, – зашипела она, указывая глазами на мужчину, молча сидевшего у другого конца стола.

Прищурившись, я попыталась разглядеть его среди мелькающих фотовспышек и клубов табачного дыма. Ах да, вот же он – человек из телеящика, теперь я узнала это лицо – странное, неправильное, все черты резкие, будто грубо высеченные из куска дерева, а выражение надменное, высокомерное, как у восточного султана, волосы темные, коротко остриженные, с проседью, плечи не особенно широкие, ладони небольшие, и вообще фигура не внушительная, скорее сухощавая, жилистая. Вот только глаза – умные, цепкие, прожигающие насквозь. Еще и с желтым отливом… «Неприятный тип», – решила я.

Он молча сидел на своем месте среди всеобщего бурного веселья и ликования, не смеялся шуткам, не подавал бессмысленных дежурных реплик. Не знай я, что это Авалов, я бы на него и внимания не обратила.

Надька, успевшая уже опрокинуть пару бокалов, как обычно, рисовалась, вещала что-то с претензией:

– Вы понимаете, любовь – это как у Овидия… Вы читали Овидия? Эту книгу, как же ее, забыла, как это по латыни.

– «Ars Amandi», – негромко сказал вдруг Авалов.

И все тут же умолкли, и Надька, глупо хлопая глазами, обернулась к нему:

– Что? Что вы сказали, Руслан Георгиевич?

– Трактат Овидия называется «Ars Amandi». «Искусство любви», – пояснил он и вдруг улыбнулся своим длинным узким ртом.

Могла ли я, паршивая библиофилка, просидевшая все детство на полу перед книжным шкафом родителей, листая фолианты, которые весили больше меня самой, в него не влюбиться? Могла. Тогда еще могла. Тогда, после того как Надька нас таки представила и мы обсудили детали будущей работы, я всего лишь отметила про себя, что он крайне начитан и потрясающе умен, как бы забыв при этом, что оба эти качества являются для меня афродизиаком почище самого действенного из них.

– Я недавно прочел книгу об экспедиции Геринга на Тибет, – начал он. – Мне показалось, что с этим материалом было бы интересно поработать. К сожалению, я в этом вопросе дилетант, почти ничего не знаю. Мне рекомендовали вас как талантливого сценариста и по совместительству знатока тибетских тайн и загадок. Это правда? – Его желтые глаза уставились на меня, черные брови изогнулись.

И я почувствовала, как знакомо закололо в груди от какого-то смутного восторга, как кровь прилила к щекам – по этим ощущениям я всегда понимала, что меня унесло, что сейчас я начну замысловато и вдохновенно лгать, пытаться всеми силами заинтересовать собеседника, разыгрывая перед ним нечто совсем иное, чем я есть на самом деле.

– Правда! – кивнула я. – Я много раз бывала на Тибете, беседовала с монахами, посещала старинные пагоды.

Мое увлечение Тибетом началось давно, и хотя я многое знала о таинственном крае, все мои знания почерпнуты были из книг. Однако об этом я предпочла умолчать. Я плела что-то про гипотетические ворота в Шамбалу, про древние мантры, с помощью которых Геринг надеялся изменить человеческую эволюцию и вывести вид совершенных людей, о великой горе Кайлас, которая по всем эзотерическим преданиям является центром вселенной и имеет непосредственную связь с Богом…

Авалов слушал меня внимательно, стараясь не упустить ни одного слова. Этим своим умением слушать, полностью отдавать свое внимание собеседнику он очень подкупал, располагал к себе. На мгновение начинало казаться, что его интерес к тебе какой-то особенный, ведь не будешь же так самозабвенно слушать человека, который совершенно безразличен… Он устремлял на говорившего свой тяжелый гипнотизирующий взгляд – прямо-таки питон Каа в предвкушении доброй охоты – и вдумчиво молчал, наблюдая, как довольная жертва распинается, проникаясь доверием и симпатией. В высшей степени нетрудоемкая и полезная привычка.

– Марина, вы просто находка, – сказал он наконец. – Вы потрясающе интересный и талантливый человек. Удивительно, что я раньше о вас не слышал.

Мое тщеславное нутро возликовало! Разве не этого ждет каждый распоследний бумагомаратель? Разве не эти слова, втайне сотни раз сказанные самому себе, мечтает услышать от признанного мэтра?

– Так, значит, вы согласны поработать со мной? Когда я могу ждать от вас первого варианта сценария? Может быть, через месяц? О деньгах мы с вами договоримся.

Через месяц… Если бы он сказал «завтра», я немедленно уселась бы за компьютер, просидела всю ночь, ослепла и помешалась от непосильного напряжения, но к утру положила бы перед ним законченную работу.