Малая Бронная

И я принялась за сценарий. Просиживала часы в библиотеке, постигая тибетские тайны, которые, по мнению Авалова, все давным-давно мне известны, перелопачивала Интернет, строчила, правила, переписывала. Я погрузилась в историю разведчицы Ингрид Вальтер, отправившейся в геринговскую экспедицию с целью сорвать богомерзкие планы нацистского преступника, так глубоко, словно она была по меньшей мере моей собственной бабушкой. И ровно через месяц позвонила Авалову с сообщением, что первый вариант сценария готов.

Он приехал вечером, сразу сел к столу и придвинул к себе стопку отпечатанных листков. Мне отчего-то сделалось страшно, и я вышла покурить на балкон, чтобы не смотреть, как он читает. На улице мело, как в рождественской сказке, и уже через пять минут я превратилась в трясущийся от мандража сугроб. Я ждала, что он крикнет из комнаты: «Отвратительно! Марина, я в вас ошибся, вы – бездарь!»

Ну, или – немыслимая надежда! – «Боже! Это гениально! Я ни на что подобное и не рассчитывал!».

Но, когда я вернулась, он даже не взглянул на меня, деловито черкая что-то в тексте.

– Ну что? – нервно передернув плечами, спросила я.

– Этот диалог лучше убрать, он тормозит действие, – не поднимая головы, буркнул он. – Начнем сразу с выстрела. Так, теперь дальше…

Я была совершенно счастлива, я впервые работала над серьезной драматургией – не над очередным безмозглым «мылом», а над настоящим большим проектом, который увлек и захватил меня. Авалов приезжал почти каждый вечер, и мы правили, дорабатывали, дожимали сцены. Спорили, подбирали нужные слова, наспех проигрывали вызывавшие сомнения эпизоды.

Авалов заполнил собой всю мою жизнь. Он оказался возмутительно, предательски талантлив, этот пятидесятилетний анфан террибль [3] российского кинематографа. Он лихо вымарывал эпизод, над которым я билась две недели, и с ходу заменял одной мелкой, но потрясающе емкой и исполненной смысла деталью. Он вскакивал из-за стола, в мгновение ока перевоплощаясь то в древнейшего буддийского монаха, то в молодого нацистского офицера, и наглядно показывал мне, почему такой жест для этого персонажа не характерен.

Я, многоопытная и искушенная, могла устоять перед неземной красотой, атлетическим сложением, славой и почетом, даже – хотя и с трудом! – перед большими деньгами. Но неподдельный природный талант превращал меня в розовую сентиментальную лужицу. Могу предположить, что Авалов, со свойственным ему умением чувствовать людей, довольно быстро раскусил эту мою маленькую слабость и не упускал случая продемонстрировать, на что он еще способен. В самом деле, удобнее ведь иметь дело с коллегой благоговеющим и восхищенным, чем с трезвым и полным сомнений. В общем, старый черт, без сомнения, знал, что делает.

Я не была юной восторженной поклонницей, наоборот, тридцатилетней прожженной теткой с богатым на приключения прошлым, но этот человек – да, в самом деле, человек ли? – за несколько совместно проведенных бессонных ночей подчинил себе все мои мысли, чувства и желания.