Малая Родина

Несчастье русской народности не в том, что она пережила татарщину, а в том, что она не пережила религиозной реформации в том возрасте, когда реформация была возможна. Возможна же она была в XV–XVII веках, когда в Новгородской области появились разные рационалистические секты. Вместо реформации она пережила новый прием византийщины через патриарха Никона.

Следует отметить, что церковная реформа патриарха Никона, предпринятая в 1650–1660 годы, касалась комплекса богослужебно-канонических мер в Русской Церкви и Московском государстве, направленных на изменение существующей тогда в Москве (Северо-восточная часть Русской Церкви) обрядовой традиции в целях ее унификации с современной греческой (во времена Никона). В результате Никоновская реформа расколола нацию: на более устойчивых и менее устойчивых. Более устойчивые и честные перешли в сектантство, а менее устойчивые, покладистые стали православными.

Исторический словарь трактует сектантство как принадлежность к сектам – ограниченным группам, отпавшим от вселенской церкви и жестко требующим признания правоты своего вероучения и связанной с ним морали и образа жизни; при этом отвергается как ложное все, что относится к вере и жизни за пределами секты.

Совершенно очевидно, что преследования раскольников правительством только окружили их ореолом мученичества, страдания за истину, ореолом героизма, а эти проявления человеческого духа всегда привлекали и будут привлекать человеческие сердца. В Дмитриевском архиве сохранилось мало документов, относящихся к XVII веку. В нем нет никаких указаний на отношение населения к расколу, но, судя по данным XVIII века, следует полагать, что отношение к расколу было самое сочувственное. В лесах Дмитриевской волости встречалось много следов старых поселений, о которых ни архив, ни предания ничего не говорят. Следует полагать, что это скиты и раскольнические поселения XVII века.

Что же касается православной религии, то во все времена дмитриевцы отличались чрезвычайным равнодушием к делам церкви. Такое равнодушие целиком и полностью относилось и к моей малой родине, о чем в своих записках «По волнам житейского моря» вспоминает пермогорский крестьянин И. С. Карпов («Новый мир», № 1, 1992 год): «В 55 верстах от Красноборска, по лесной реке Устья, есть деревни – Новошино и Шадрино до 180 дворов с населением до 700 человек жителей. Место лесное – тайга. Сельское хозяйство слабо развито, так как хлеб и картофель часто убивает ранними заморозками. Большинство жителей занимаются охотой на зверя и птицу и сдают кооперации пушнину. Население безграмотное, церкви нет, и за удовлетворением своих духовных нужд обращаются в церкви в деревню Синники (ниже по реке Устья 25 км) или же в Пермогорскую церковь, путешествуя непролазными болотами и дорогами, расстояние до которой около 40 километров. В 1920 году кончили постройку небольшой деревянной церкви, до этого времени в обеих деревнях никогда не было церкви. С окончанием строительства жители просили Велико-Устюгского Епископа Алексия послать священника».

Вот она, деревня Новошино, в 55 верстах от Красноборска

И.С. Карпов далее повествует, что его вызвал благочинный и предложил ему, как дьякону, принять сан священника, убеждая, что получен указ св. Синода искать лиц, достойных сана священника, хотя бы даже из крестьян.

«Но я не мог решиться взять на себя такую ответственную должность – быть пастырем и учителем веры по своей малограмотности, как окончивший 4 класса начальной школы, да к тому же с семьей в 8 человек забираться в такую лесную глушь и бросить в 17 лет насиженное гнездо.

Согласился на предложение благочинного дьякон Красноборской церкви Александр Кичанов. Как кандидат в сан священника, он съездил в деревню Новошино – будущий свой приход – и договорился с прихожанами о материальном своем обеспечении. Семья его – одна жена. Был сын у него, но убит еще в империалистическую войну. Постановили будущие прихожане, согласно требованиям дьякона, платить с каждого верующего по 20 фунтов зерна и по 2 фунта коровьего масла. Кроме того, и от церкви доход за требы и поминания. Такому обеспечению завидовали служители других приходов. Обеспечение гораздо лучше Красноборского, где все прихожане – мещане, не наделенные землей. Рукоположенный в сан священника, он не требовал для службы псаломщика, каковую должность исполняла матушка-попадья. В Красноборске, видимо, материальное обеспечение было неудовлетворительно, и дьякон прирабатывал – прикупал во время ярмарок пушнину, шерсть, телячьи опойки[7], лен и, имея связь с агентами-закупщиками, сдавал им.

Приехав на Устью, в деревню Новошино, он всецело предался торговле. Прихожане (охотники) охотно сдавали пушнину на месте, также телячьи опойки и лен, который сеяли на выжженных полянах, и он давал хорошие урожаи. Но, не довольствуясь этим, батюшка уезжал за покупкой пушнины в другие районы на целый месяц и более.