Малахит

— А почему мама отправила вас одних? — спросил Паша, и маленький Кроха тихонечко заскулил.

Листик поднял на него большие, полные слез глаза и прошептал:

— Она очень заболела.

И Паша не смог больше ничего спросить, потому что понял, как тяжело должна была заболеть мать, чтобы отправить маленьких детей одних, через всю страну.

Ни коврик, ни спальник, ни толстый свитер не спасли Пашу от холода майской ночи. Он проснулся еще затемно и встал оживить угасший костер. Малыши мирно сопели, укрывшись едва ли не с головой.

От реки тянуло холодом.

Было грустно.

Утро наступило не скоро. Спать Паша так и не лег, грел то один, то другой бок у костра, время от времени задремывал, один раз даже увидел сон, будто по мосту проскакал прекрасный белый конь с тонкими крепкими ногами и длинной шеей, увидел мальчика, всхрапнул, и исчез, растворившись в белесой ночной мгле. Проснулся Паша от того, что противно пахла попавшая в костер волглая штанина. Больше задремать он не смог, сидел и думал, думал, думал… до самого рассвета.

Лишь только верхушки ив начали окрашиваться теплыми утренними красками, Павел радостно принялся готовить завтрак, забренчал котелком и мисками, накипятил ароматного чаю, нарезал бутербродов. Продрогшие до костей Вадим и малыши нехотя вылезли из-под одеяла, потянулись к кружкам.

— Ну, давайте, говорите, куда вас надо отвести, — бодро спросил Паша малышей.

— Мама нам сказала идти в Ка-ме-не-лод, — еле выговорил жующий Листик. Там найти дворец — он в середине и самый высокий. Во дворе… во дворе-це есть кухня. А кухня где все ходят в таких белых шапках, — Листик потрогал свою макушку, чтобы показать, что за шапки он имеет в виду, — и еще там много дыма и пахнет едой. На кухне главная — тетя Бирюза. Она бы нас спрятала-то, когда бы мы не заблудились бы…

— И исё, — пробубнил Кроха, который тоже что-то жевал, — дологу спласивать низя и в дилевню ходить низя.

— Да, мама не велела. Сказала, что нас там отдадут в милицию. А милиция вернет обратно на болота.

— Как идти, вы, конечно, теперь не знаете.

— Нет, — Кроха взглянул на Пашу широко распахнутыми, испуганными глазами.

— Ну не беда, не беда. Я карту помню хорошо. Разберемся.

Было жарко. Вадим и Паша сняли с себя куртки и свитера — остались в футболках, и расчехлили малышей, на которых были напялены тонны грязной, но очень теплой одежды, спасавшей их от ночного холода.

Судя по карте, — насколько Паша ее помнил — совсем недалеко от речушки должно было быть большое село.

Через пятнадцать минут они уже шагали по пыльной дороге через поля. Пыль вела себя странно: то взвивалась вверх маленькими смерчами, то покрывалась извилистыми дорожками, будто по ней проползали невидимые глазу тоненькие змейки, а то вставала и опадала как крошечное цунами. Вадим собирался обсудить это со своим задумчивым другом, который шагал, не замечая ничего на свете, как вдруг Кроха споткнулся и повалился в пыль. Оказалось, что развалился его левый ботинок. Ботинок был совершенно разодран и не держался на ноге, как ни старался Вадим его приладить. Вообще обувь у детей была добротная — кожаные с мехом мокасины, сшитые крепкими серыми нитями, но Кроха умудрился где-то пропороть башмак острым сучком или камнем, а за недели блужданий незашитая дыра увеличилась до катастрофических размеров.

— Придется идти в село за обувью, — неуверенно сказал Вадим.

— Видимо, да, — ответил Паша.

К трактиру села Кузнецово подходили около половины первого. Малышей оставили на краю ближайшего поля с целым кульком ореховых пряников.

Паша переживал, как отнесутся здесь к чужакам, тем более что одежда должна была выдать их еще до того, как они открыли бы рот. Но на первой же улице села он почувствовал себя гораздо увереннее: навстречу им попалась девушка в кожаной куртке. Следом шел паренек в джинсах и дешевенькой толстовке. Молодых людей их возраста и в такой же почти одежде вообще было довольно много.

Зашли в трактир. Немного поколебавшись, выбрали свободный столик в углу и стали совещаться, что предложить в качестве платы за ботинки. Вадим к тому же склонял Пашку поесть, соблазненный запахом мясной подливы, который мешался с возбуждающим аппетит ароматом пивного хмеля. Бойкая пухленькая официантка подскочила почти сразу, но не успел Паша начать с ней разговор, как все до одного посетители заведения повернули головы на зычный и наглый, заставляющий молчать и слушать голос: «Здравствуй, Бронза!»

В этот день Золотко сделала Крысенышу подарок. Раскрасневшаяся, возбужденная, она едва дождалась его прихода, и, резко выбросив вперед руку, сказала осипшим голосом:

— Это тебе.