— Я имею в виду ваш последний сеанс целительства, — холодно пояснил Тезка. — Тот самый, в результате которого вы едва не отдали Богу душу и потеряли тем же Богом дарованную силу. Зачем вы это сделали?
Панов машинально пошарил рукой рядом с собой и нащупал у спинки дивана шершавый металлический шар. Он нашел его среди вещей, привезенных Викой из его прежнего дома, и с удовольствием вновь катал его в ладонях. Особенно, когда нужно было думать.
— Мне так захотелось, — ответил он.
— Почему захотелось? — не отстал гость.
— Вам это зачем знать?
— Мне нужно знать. Мне хочется знать, почему человек с необычайным даром, таким, какой встречается один на сто миллионов особей, губит его. И все для того, чтобы лишь продлить дни маленькой племянницы провинциального мафиози. Почему?
— Я не продлил, а исцелил, — хмуро ответил Панов. — Навсегда. Я знаю.
— Пусть так. Но для чего? Вы хоть знаете, что за человек этот дядюшка? Сколько на его совести погубленных душ и, как пишут ваши газеты, сломанных судеб? Болезнь единственной племянницы – это было ему наказание Божье. А вы это наказание отменили. Я б еще мог понять, если бы за большие деньги – я знаю, сколько он может заплатить. Но вы даже денег – вообще никаких – не взяли!
— А откуда вы знаете, сколько он может заплатить? — сощурился Панов. — Работка была? И кому вы сообщили, что ему больше незачем жить на этой земле?
— Это вас не касается! — резко отозвался гость. Но Панов понял, что не промахнулся. — Была работа или нет – это дело мое. А за работу надо платить – об этом даже в Евангелии сказано. Вы ведь прежде брали деньги?
— За лечение.
— За работу, — уточнил гость. — И у меня работа. Своеобразная, специфическая. Мир наш так многообразен и в нем столько профессий… Моя не самая худшая. Убрать очередную мразь с земли – это не зло. Злом было бы позволить ей жить дальше…
Ладно, оставим это. Я сюда не исповедоваться пришел. Итак, все же почему?
— Если я вам скажу, что мне просто стало ее жалко? — Панов понял, что гость не отвяжется. — И именно потому, что она племянница, а не дочь, и дядя у нее такой. Вас это устроит?
Тезка несколько мгновений пристально смотрел на него. Взгляд у него был холодный и тяжелый. Панов сидел спокойно, незаметно катая левой рукой шар. Странно, но он сейчас не чувствовал себя подавленно, как во время их первой встречи. Ему было интересно – и только.
— Я должен был это предусмотреть, — наконец тихо сказал гость, уж очень уникальный, нестандартный случай. Стихия без разума. Надо было сказать все тогда…
— Что сказать? — не удержался Панов.
— То, что следовало, Дмитрий Иванович. Но я понадеялся, что вы придете к этому сами. Вы должны были к этому придти. Это логика. Но ваше появление было алогичным, алогичным стал и уход.
— О чем вы? — удивился Панов.
— Да все о том же. Вы хоть задумывались иногда, откуда и как пришел к вам этот дар?
— Задумывался.
— И что?
Панов пожал плечами.
— Вот именно. Когда вы рассказали мне вашу историю с молнией и этим шариком, который вы зачем-то сейчас катаете рукой, — Панов покраснел. — Я сразу понял, что это фантом. Вы, видимо, читали эти истории в газетах – наши провинциальные экстрасенсы любят рассказывать их журналистам – и это отложилось у вас здесь, — гость коснулся рукой лба. Сверкнул уже знакомый Панову перстень, и ему снова показалось, что ящерка на нем шевельнулась. — И вот когда нечто похожее случилось с вами, ваш разум – чего вы даже не осознали сами – решил, что и вы тоже можете. И вы сразу смогли… Насколько я помню, вы читали Библию?
Панов кивнул.
— Значит помните, как говорил Господь: если бы имели веры с маковое зерно, то могли бы приказать горе: "Иди! — и та пошла бы. Это действительно так, Дмитрий Иванович. Весь вопрос только в том, чтобы поверить. Как поверил Петр и пошел по воде, аки по суху…
— А потом стал тонуть.
— Потому что сам испугался того, что свершил. Ведь вся трудность здесь в том, чтобы поверить. Человек слаб и труслив, и ему просто страшно подумать, что он может сказать горе: "Иди!" и та пойдет. Чтобы избавиться от этого страха, люди учатся годами, десятилетиями, они читают заклинания и доводят себя до исступления наркотиками. Вам ничего этого не понадобилось. Вот это и было алогичным. Вам это было просто дано.
— Почему же тогда ушло?
— Вы никогда не задумывались, почему ни один экстрасенс или целитель не работает долго? Вспомните: сначала шум невероятный, толпы страждущих и скоро – все. Полная тишина и забвение.
— Действительно, — согласился Панов.
— Дело в том, что человеку с даром отводится определенное количество энергии, как бы запас сил, который он может потратить. Запас у каждого разный, но всегда конечный. Никто из нас не знает, почему это так, но знают об этом все. Замечено, что интенсивней всего энергия расходуется при целительстве. Вот почему я думал, что вы скоро придете ко мне. Когда человек замечает, что начинает быстро терять энергию, он стремится ее сохранить, а не тратить еще быстрее. Последнее алогично.
— Значит, если бы я к вам пришел, то вы научили бы меня ее сохранять?