Малавита - 2

Джерри был очень доволен, что позвонил именно в это агентство, приславшее ему лучшее, что у них имелось, — великолепную блондинку с длинными волосами, острым язычком, да еще и свою в доску, настоящую американку, из Нью-Йорка, говорившую на том же языке, что и он. Он незаметно наклонился к ней, чтобы уловить ее запах — тонкое сочетание дорогого парфюма, юной кожи и шелка.

Эти несколько часов общения с женщиной во время его редких наездов в Европу были для него как глоток кислорода среди нескончаемого удушья в мире мужчин; после трех дней, проведенных исключительно в обществе телохранителей, ему хотелось обломать о них стул и обречь на вечное молчание.

Их разговор прервало появление Джакомо Реа, которого Джерри называл просто Джеком. Он был очень похож на фото, которые показывал Том: сорокалетний мужчина с обветренным и обожженным южным солнцем лицом. Прямые усики, тонкие губы с опущенными уголками, темные тени, подчеркивающие тяжелый взгляд темных глаз. Костюм неопределенного возраста, белоснежная рубашка с маленьким воротничком были словно вынуты из шкафа, полного лаванды. После продолжавшихся весь день долгих переговоров он успел заехать в отель, а потом еще и купить кое-что для сестер в Палермо. Его неизменный телохранитель, нагруженный пакетами с логотипами шикарных магазинов, устроился за одним столиком с охранниками Костанцы. Почти не глядя на Азию, Джакомо пожал ей руку и обратился сразу к Джерри. Бэль с первого взгляда на них поняла, насколько удались эти пресловутые переговоры, и на память ей пришли другие картины. Выпятив живот и зажав в зубах сигару, отец выходит из отдельного кабинета в ресторане Беччегато об руку со своим коллегой по переговорам, не менее довольным, чем он. Перед этим они просидели там долгие часы и вышли, лишь приняв решение, устроившее обоих. В этот вечер у Реа и Костанцы был именно такой взгляд, и в ФБР могли быть уверены, что скоро, очень скоро дела между Палермо и Бруклином оживятся, начнут наполняться сейфы, открываться анонимные счета, тысячам молодых людей снова будет что понюхать и что вколоть, инвесторы в белых воротничках оптимизируют свои сток-опционы, конкуренты будут рыть сами себе могилы, а опрятные адвокаты набавлять проценты.

— Что хочешь выпить, Джек? — спросил Джерри.

Если Бэль не стоило никакого труда раскусить такого типа, как Джерри, с Реа, итальянцем совсем другого сорта, ей было намного сложнее. Она редко видела настоящих сицилийцев, экземпляр же, который она наблюдала в данный момент, по ее представлению, полностью соответствовал их обычному описанию: молчаливый, малоподвижный, нелюбезный с женщинами.

Он не будет к вам приставать. Похоже, ему нравится женское общество, но о его личной жизни нам ничего не известно, мы не знаем ни об одной его связи, и он никогда не заходит на порносайты. Поскольку он приносит сицилийской мафии по несколько миллионов евро в год, лишних вопросов они ему не задают.

Том сидел в микроавтобусе в наушниках и с чашкой кофе в руке и думал, долго ли ему еще заниматься этой работой.

* * *

В десять вечера Фред и Магги жевали бутерброды, не прекращая военного совета, который, судя по всему, должен был продлиться далеко за полночь.

— Первым делом примемся за твоего Франсиса Брете. В идеале, к нему хорошо бы подъехать вне ресторана, где-нибудь в бистро, например.

— Он иногда пьет пиво прямо у стойки у Фонтенуа, ближе к вечеру.

— Слушай, вот такая сцена. Эрни подсаживается к нему и заводит разговор: Вы случайно не управляющий сетью пиццерий? Они мирно беседуют, но тут Эрни спрашивает, нет ли у него жалоб на конкурентов. Тот отвечает, что нет, а Эрни говорит, что у хозяйки «Пармезана» как раз есть. Тут Брете думает, что это шутка, но Эрни советует ему оставить тебя в покое. Страсти накаляются: Вы что, хотите меня запугать? И тут Эрни достает из кармана глаз, совсем свеженький, и опускает его этому типу в пиво.

— …Что достает?

— Бычий глаз. Уверяю тебя, в стакане это впечатляет. Лицо у парня становится такое — не налюбуешься! Этот глаз будет его преследовать, являться ему повсюду, в темноте, на улице — даже во сне.

Магги отказывалась верить, что прожила двадцать пять лет с человеком, способным на такой кошмар.