Мальчик А

— Я люблю ее, Терри. На самом деле. Она куда-то пропала, ее нет уже несколько дней, и мне страшно, действительно страшно. Я хочу, чтобы ты мне сказал, что с ней все в порядке. А вместо этого ты говоришь, что с ней что-то сделали. То есть убили, да? Это первое, о чем ты подумал. Как будто так и должно быть. Как будто это какая-то мудацкая карма. Вроде как «от судьбы не уйдешь». Но ведь всякое в жизни бывает. И вполне вероятно, что ее бывший бойфренд здесь вообще ни при чем. Прошло всего лишь три дня. Может быть, она просто куда-то уехала. Чтобы отдохнуть от всего, чтобы спокойно подумать. Ведь ты всегда был оптимистом. — Джек вдруг понимает, что он буквально орет на Терри, на человека, который в жизни не повышал голоса, разве что когда кричал: «Запретите бомбу!»[37] На человека, который столько для него сделал. — Прости, пожалуйста, — говорит он тихо-тихо и опускает глаза.

— Нет, это я должен просить прощения, — говорит Терри. — Ты все правильно говоришь. Я старый дурак. Нельзя сразу думать о самом плохом. Действительно, всякое в жизни бывает. И я совсем не хотел подвергать сомнению твои чувства. Слушай, я, как только вернусь домой, сразу свяжусь кое с кем из дорожной полиции, у меня есть знакомства. Просто чтобы убедиться, что она не попала в аварию. Ну, на машине.

Машина, бирюзовая «Клио», стоит на обочине тихой проселочной дороги, но в полиции об этом не знают. Да и с чего бы им это знать. Машина не брошена, стоит в положенном месте, на придорожной площадке. Она не разбита, следов повреждения нет. Водитель — да. Явно расстроен, вернее, расстроена. Ей очень плохо, как будто она и вправду побывала в аварии. Но машина здесь ни при чем.

Уже третий день она едет и едет. Не разбирая дороги. Поехала сразу с работы, отпросившись пораньше. Сказалась больной. Она могла бы вообще ничего не объяснять: у нее было такое лицо, что никто бы и не усомнился, что человеку действительно плохо. Плохо и больно. Уже две ночи она спит в машине, заезжает в какой-нибудь укромный уголок и спит. В первый раз — в заброшенном саду, второй раз — в лесу. Раньше она никогда не бывала в этих краях. Из машины она выходит только, чтобы заправиться или купить что-то поесть. И еще, когда надо сходить в туалет. Машина — она как защитный панцирь, жесткая оболочка, которая ограждает тебя от всего, что снаружи, а ей сейчас именно это и нужно, потому что ей страшно, что мир узнает, какая она уязвимая на самом деле. Как легко ее ранить. Да что там — ранить?! Расплющить в лепешку.

Уже третий день она едет и едет. Потому что ей надо подумать. Потому что лучше всего ей думается за рулем. И еще потому, что она просто не знает, что еще делать. Она привыкла сама разбираться со своими проблемами; она знает, чего хочет от жизни, и ей хватает ума понять, что есть вещи, которые ты в состоянии изменить, а есть вещи, которые тебе не подвластны. Она всегда относилась к жизни как к долговременному испытанию собственных интеллектуальных способностей. Человек в состоянии контролировать свою жизнь: что-то подправить, что-то убрать, что-то, наоборот, привнести. Да, случается, что обстоятельства сильнее нас. Но мы сейчас говорим о том, что зависит от самого человека. Буквально с детства она мечтает, что когда-нибудь сможет сказать о себе: да, я построила свою жизнь сама, и мне нравится, что у меня получилось. В последнее время в ее мечтах появился еще один человек. Джек. Когда она представляла себе свое будущее, он всегда был рядом. Идеальный партнер, ее вторая половина. Он спасет ее от одиночества, от которого так мучается ее мама, хотя и пытается это скрывать.

В пятницу она наконец собрала кубик Рубика. Добила последнюю сторону, которая уже столько дней не давала ей покоя: было в Джеке что-то такое, что не совсем соответствовало ее четко продуманным представлениям о том, как все должно быть. Но теперь последние квадратики встали на место, и на кубике сложилась законченная картинка. Только эта картинка была такой страшной и жуткой, что она даже не знала, что можно сделать, чтобы вообще что-то сделать. И еще она поняла, что, собрав эту последнюю сторону, она перепутала квадратики на остальных пяти. Все пошло вкривь и вкось. Вся ее жизнь, такая цельная и размеренная, разбилась па куски. Все вдруг утратило смысл.