Мальчик без шпаги

— Да не, тема есть. Частное расследование, — серьёзно ответил Тимофей, нащупывая в кармане пуговицу.

— Круто, — одобрил Фильмоскоп, картинно вскинув к потолку огромные, многократно увеличенные линзами глаза, — я реферат писал, там у них такие видеокассеты есть классные.

— А чё хочешь-то? — хитро прищурился Анвар.

— Да так...

— Ломайся, Тимоха, чё, тайна что ли?

— Ну, не тайна, так, дело одно, спросить надо.

— А чё, нам западло поделиться?— Анальгин становился обиженно наглым, а вторая ссора Тимофею была не нужна.

— Смеяться не будешь?

— Чё смеяться-то, правда, Фильмоскоп? Рассказывай.

— Мне надо историкам пуговицу показать. Она царская.

— Пуговицу? Царская? Закаж...

— Да чего, смотри, только, чур, не лапать.

Анальгин всё же взял пуговицу в руки.

— Ну и чё? Орёл на ней. Старая пуговица. У меня дед монеты старинные собирал, я ими играл. Вот это круто. Там такие монеты были, что за каждую тысячу долларов давали. Отец потом продал их, чтоб на магазин больше денег было. На Большой земле. А тут пуговица...

— Ладно, посмотрел, отдавай, — Тимофей протянул руку.

— Падажди!.. — аж взвизгнул Анальгин. — Дай внимательно смотреть! Почему царская?

— Потому, вот и иду к историкам спросить.

— Откуда взял?

— Да какая тебе разница, Анвар? Отдай, пошли, нас пацаны ждут, — Фильмоскоп попытался остановить приятеля и потянул его за рукав.

— Ну падажди, да. Где взял пуговицу?

— Друг дал. Подарил. — Тимофею начинало всё это не нравиться.

— Ага, пуговица царская, а он тебе просто так дал. Кто?

— Ты его всё равно не знаешь. Давай пуговицу.

— Тимоха, ты чё, в натуре, я же с тобой разговариваю, что я тебе плохого сделал? — вскинулся Анальгин. — Она что — удачу приносит?

— Не знаю, говорю же, к историкам шёл показать.

— Да откуда им знать. Они только учебники свои знают. Ни фига они тебе не скажут, — и затараторил, как гадающая цыганка. — А вдруг она удачу приносит. Это круто, да... Слышь, Тимоха, дай мне на один день, я отцу дам. Он в магазине положит, вдруг прибыль пойдет. А? Дашь? Завтра вечером отдам, а?

— Не могу, эту пуговицу продавать нельзя, только... — и осёкся.

— Да я на один день всего! Проверим, вдруг удачу приносит. Ты богатый станешь, Тимоха. Ну хочешь, я тебе на это время что-нибудь дам?

— Чего ты к этой пуговице привязался? — пытался урезонить друга Фильмоскоп.

— Не понимаешь — молчи! — отрезал Анальгин. — Ты нудный, Толян, как моя зубная боль! У меня у отца в магазине прибыль совсем не идёт. Он талисман покупал, арабскую молитву над входом писал, русскую икону в угол поставил, всё равно прибыль не идёт. Дай попробовать, Тимоха? Я тебя на всю жизнь не забуду, братан будешь, — Анвар упрашивал так, что отказать было уже нельзя.

Тимофей нерешительно переминался с ноги на ногу. Сто раз проклял себя за то, что сунулся в школу, а более за то, что не держал язык за зубами. Анальгин между тем, хитро сверкая тёмными глазами, уже по-братски хлопал его по плечу, предлагая различные блага дружбы и даже скидку в папашином магазине.

— Да не приносит она удачу. Это реликвия, — безнадежно сопротивлялся Тимоха.

— Реликвия-меликвия — проверим! Всё узнаем.

Тимофей собрал всю твердость и решимость в голосе:

— Анвар, если потеряешь или не вернёшь, тебе ни арабская, ни русская молитва не поможет.

— Ты чё, Тимоха, пугать меня не надо. Сказал же — завтра отдам. Придёшь вечером так же в школу. И всё. Если вдруг удача попрёт — я тебе, Тимоха, разрешу в магазине у отца любые видеофильмы выбрать. Мамой клянусь! Ну?..

Пуговица в этот момент уже лежала в кармане Алиева.

Ну, точно анальгин — все мозги обезболил! Эх, квашня ты, Тимоха, и как только эти нерусские всё ценное распознают? Ведь невзрачная пуговица. А поди ж ты... Звериное чутьё у них. И всеми правдами-неправдами любую понравившуюся вещь заимеют. Фильмоскоп-то с ним потому и ходит, что Анальгин у него очки для исправления зрения взял поносить. Неделю уже носит, не отдаёт, думает, зубы болеть перестанут. Правда, кормит Толика дармовыми сладостями, фисташками и прочей ерундой, что у отца в магазине продаётся.

Так и не дойдя до кабинета истории, Тимофей снова вышел на школьное крыльцо. Успокаивал он себя только тем, что дал себе твёрдое слово, завтра любой ценой вернуть пуговицу. И больше никому её не показывать...

11

Утром мать всё-таки тайно опохмелилась. Нашла повод, — сходить к соседке за подсолнечным маслом, — а оттуда уже пришла подобревшая. Отец только вздохнул, глядя на неё.

— Ира, я завтра на буровую уеду, что делать будешь? Ты хоть помнишь, что нам сегодня на эту долбаную Комиссию идти? Как там на людей смотреть будешь?

— Егор, да я ни в одном глазу! — будто сама в это верила, вскрикнула мать. — Плевать мне на эту Комиссию. А Тимошка мог бы и постараться учиться, чтоб родителей не таскали по всяким... — и замолчала, напоровшись на суровый взгляд мужа.