Мальчик, идущий за дикой уткой

Бахтияр стал снимать телевизионные сериалы. В них он вновь и вновь проявлял себя отличным кинорежиссером. Сериалы Худойназарова делались без примеси телевизионных штампов. Он как бы нарочно разрушал механизм телевизионного восприятия. Актеры, привыкшие в сериалах играть как бы внутренне зевая, заряжались энергией, как зайцы в популярной рекламе о батарейках. Но зрителю не особо нравились его сериалы. Они своей непривычностью мешали смотреть на экран и потягивать пиво. В творчестве Бахтияра Худойназарова появились затяжные паузы.

Бахтияр женился раз, два, три. Все его жены были очень красивые. Но что-то не случалось. Он мечтал о семье, о детях. Как-то спросил меня об одном моем рассказе, который я читал ему еще во времена поиска сюжета для Карла Баумгартнера, “Огнеупорный Одиссей”. В нем я описывал начальника пожарной команды города Батуми. Рассказ я потерял… Благодаря настойчивости Бахтияра написал заново. Мы перевели его на английский. Дали почитать Баумгартнеру, тот загорелся делать его. Но история вновь грузинская. Каждый из нас понимал, что переадресовывать, как “Лунного папу”, в Таджикистан будет трудно. После ряда приездов Баумгартнера в Москву, моих – в Берлин Бахтияр задал простой вопрос: “А я, таджик, не смогу снять грузинский фильм с грузинскими актерами на немецкие деньги?” Мы пили вино в знаменитом KDB. “Можешь”, – сказал я уверенно. Мы втроем засмеялись. Баумгартнер соединил свой и наши кулаки. Так мы принимали решения. Позвонили Морицу Бляйтропу, чтобы предложить ему главную роль. Но не застали его. Он стал слишком знаменит, его полюбил Голливуд. Потом какие-то события в мире стали мешать начать работу. Экономические кризисы, лихорадка доллара и евро. Болезни коварно подкрались, сначала к Баумгартнеру, потом к Худойназарову. Встречаясь с Бахтиком, мы говорили об “Огнеупорном Одиссее”. “Я сам бы сыграл пожарника”, – сказал он как-то.

Вот краткое содержания сценария “Огнеупорный Одиссей”, который хотел снять Бахтияр.

“Одиссей Пипия, начальник пожарной команды города Батуми, снился Амалии Пиписмедовой каждую ночь с гигантским брандспойтом в руках. Из брандспойта лилось что-то горячее, что обжигало ее…

Пипия был нашим соседом по дому на улице Осоавиахим, 17. Дом был знаменит. Но не тем, что в нем жил Одиссей, жил я, жила Амалия Пиписмедова. Мраморная доска с широкой трещиной посередине сообщала, что в начале двадцатых годов на улице Осоавиахим, 17 недолгое время жил поэт Сергей Есенин, который однажды проиграл в карты бабушку Амалии Пиписмедовой, Шаганэ, и отыграл ее обратно с воплем: “Шаганэ ты моя, Шаганэ!”

Чтобы искупить свою вину перед бабушкой, поэт быстро сочинил стихи, ставшие потом всемирно известными. Прожив долгую жизнь, взбалмошная старуха кричала постоянно, что Есенин украл у нее кольцо с изумрудом и отравил мышьяком турецкого консула, главного ее любовника. В голове старухи смешалась правда с вымыслом.

Отец и трое братьев Пиписмедовых в течение многих лет не подпускали к Амалии мужчин, отказывали лучшим городским женихам. Амалия из девушки кровь с молоком стала превращаться в старую деву, страдающую головокружениями. Когда светила полная луна, батумцы видели ее белую ночную рубашку то на крыше дома, то в ветвях цветущих магнолий. Братья Пиписмедовы молча стояли под деревьями с натянутой простыней…

…В те годы в Батуми свирепствовал культ немецкой революционерки Розы Люксембург: дворец пионеров, нефтебаза, общество слепых, кожно-венерологический диспансер носили ее имя. Люксембург хромала на левую ногу, но, несмотря на это, атлетический клуб, куда ходил Одиссей совершенствовать мышцы, гордо носил имя выдающейся немки-хромоножки. Одиссей Пипия был чемпионом Батуми по приседанию с весом.