Святой отец грузинских коммунистов, когда напивался, путал времена, эпохи – и Дюма, и Берию сажал за один стол воспоминаний.
Мжаванадзе огляделся по сторонам, увидел в машинах головы храпящих пушкинистов: японцев, финнов, англичан…
– Пить не умеете, фраера! Поехали!
Вдоль Арагви вытянулась вереница из черных машин. Спалось хорошо. Через час показалась Анара. Помощник Мжаванадзе повернул голову к заднему сиденью и услышал шепот: “Не останавливайся, проезжай, нет сил”. Чуть приоткрыв глаза, Мжаванадзе увидел памятник Пушкину. Памятник снял цилиндр. “Что за бред”, – подумал Мжаванадзе и упал в глубокий сон. Дождь барабанил по стеклам. Машины одна за другой проехали мимо Тарзана Кобаидзе. Играл духовой оркестр. Какая-то из машин остановилась, вышла молодая поэтесса, посмотрела на памятник.
– Это вы, Александр Сергеевич?
Чья-то рука затащила поэтессу в машину. Она, задыхаясь, говорила что-то бессвязное, ей одной понятное:
– Он ангел, а вы гад… Такие, как вы, задушили его! И он убит… и взят могилой!!!
Машины пушкинистов проехали. Тарзан не мог понять, что происходит: “А мои стихи?” Он спрыгнул на землю, погнался за пушкинистами, матерясь по-русски и по-грузински… Скатился по травяному склону и оказался впереди кортежа, выехавшего из-за поворота. Тарзан поднял камень. Польский пушкинист Матей Пивовский протер очки и близоруко вгляделся в мокрую фигуру на дороге. Изумился:
– Пушкин! Камни кидает!
…На перевале Семь Колоколов туман. Среди овец, пощипывающих хилую траву, лежал Тарзан Кобаидзе. Его зло высмеяла деревня.
Из тумана выплыла шаровая молния, но Тарзан не видел ее, он спал. Ему снился сон: по снежному полю едет карета. Останавливается. Из кареты выходит Александр Сергеевич Пушкин.
– Здравствуй, Тарзан!
– Здравствуйте, Александр Сергеевич! Куда так рано?
– Еду стреляться с Дантесом…
Скрипит снег под ногами поэта.
– Хотел познакомиться поближе, распить по бокалу, но, видимо, не удастся… опаздываю, жаль.
Во сне появляется Ясон Ясонович Тугуши. Он говорит поэту:
– Александр Сергеевич, вы не поедете на Черную речку! Вместо вас поедет Тарзан Кобаидзе. Вы светоч советской поэзии! Партия не может рисковать жизнью поэта!
– Я еду на дуэль!
На Пушкина набросились двое – те, что увезли Зосю, – оттащили от кареты. Ясон Ясонович подтолкнул Тарзана:
– Езжай! Там, на Черной речке, с этим… как его… с Дантесом не разговаривай! Ты французского не знаешь, он поймет подмену! Постарайся убить его! Это партийное поручение и моя личная просьба!
Карета тронулась. Тарзан оглянулся, увидел в тумане Пушкина, крепко схваченного людьми Тугуши.
На Черной речке отмерили дистанцию. Выбрали пистолеты. Дантес улыбнулся Тарзану и что-то сказал по-французски. Тарзан молча кивнул. По команде начали сходиться. Шаг, второй, третий…
Тарзан поднял пистолет. Взял на мушку француза…
В это мгновение шаровая молния столкнулась с головой Тарзана. Он открыл глаза, хотел проснуться… Огненный шар расширился, потом сузился в черную точку…
Тарзана Кобаидзе нашли мертвым на перевале Семь Колоколов. Его убила шаровая молния. Рядом лежали четыре мертвые овцы…
Фотография 28. 1985 год
Источник номер семь бьет на Верхнем плато.
Курортники в осенних пальто показывали на нас пальцем и шептали: “Это те типы, которых покусала бешеная собака”.
Мы были известны в Боржоми. По приезде на нас набросилась огромная собака Дездемона. Меня укусила (стыдно в этом сознаться) в правую ягодицу.
Дездемона, до нашей встречи меланхоличная сучка, то спала у ворот боржомской турбазы, то бегала меж рядов местного базара…
Она покусала не только меня и юриста Федора Андреевича Богаевского, приехавшего в санаторий “Светлый” лечить колит, но еще четверых африканцев, которые в тот день уезжали в свою Африку. Стали ли они бешеными, неизвестно, но я и Богаевский лечились месяц.
Мы встретились с ним в ветеринарном диспансере. Двадцать раз в него и в меня вонзали гигантские шприцы с вакциной от бешенства.
Мы подружились. После уколов вместе возвращались желтыми осенними парками. Здесь до нас гуляли Пушкин, Лермонтов, Толстой, слепой Николай Островский, чью книгу “Как закалялась сталь” в своем пионерском детстве я по наивности любил больше, чем всех названных классиков вместе взятых.
Мы шуршали листвой, вздрагивали каждый раз от собачьего лая и рассказывали друг другу разные истории.
Юрист Богаевский, человек толстогубый, чем-то был похож на светлокожего Луи Армстронга: он так же, как великий трубач, постоянно вытирал платком мокрые губы, хриплым голосом не пел, а рассказывал странные истории своей долгой жизни юриста и любителя женщин.
Я в ответ тоже развлекал его всякими необычностями.
– В боржомских лесах бродил тигр совсем недавно! – сказал я.
Юрист почему-то изменился в лице.
– В Грузии есть тигры?
– Нет.
– Так откуда тигр?
– Забрел сюда из Индии. Такое бывает, редко, но бывает… Они бредут куда глаза глядят.
– Странно. Что ими движет?
– Неразделенная любовь…
Юрист долго молча смотрел на меня.
– Когда это было?