– В тридцатых… Из Индии он побрел в Пакистан, оттуда в Афганистан, потом в Иран и так до Грузии… Его несло на север… Кавказские горы стали ему барьером. Он какое-то время кружил по Грузии. Тигра видели то там, то там… Потом застрелили – жалко…
Мы сидели на веранде столовой “Лакомство” перед входом в боржомский парк, где сосредоточены все минеральные источники, и во вред лечению колита ели хашламу, макая сочные куски горячего мяса в острую менгрельскую аджику.
Федор Андреевич, чуть заикаясь, произнес:
– Меня преследуют тигры… И всё из-за Цветаевой…
И вновь изменился в лице.
Я не понял.
Федор Андреевич рассказал странную историю. Вначале слушать его было скучновато. Подробный пересказ работы в юридической консультации не предвещал адского развития событий, когда в Золотые Дубы (родной город юриста) вдруг явился тигр.
Чтобы вы не подумали, что два укушенных Дездемоной советских курортника (африканцы не в счет), несмотря на двадцать уколов от бешенства, взбесились и им дуэтом всюду мерещатся тигры, расскажу (перескажу) историю юриста Богаевского.
Когда Федор Андреевич уезжал домой, я попросил у него разрешения написать сценарий по его рассказу.
Сценарий вызвал бурю возмущения в Госкино (Москва, Малый Гнездниковский переулок, дом – не помню).
– Квирикадзе не в своем уме! – кричала Ольга Глебовна К., редактор, которая курировала кино закавказских республик.
Она была похожа на Дездемону. Я имею в виду не боржомскую собаку, а героиню Шекспира. Голубоглазая, тонконогая, белокурая Ольга Глебовна К. В нее были влюблены (тайно) все работники Госкино, в том числе и я – не работник, а автор и режиссер, который из Тбилиси приезжал в Москву на утверждение сценариев, смет, кастинга – всего того, что было связано с кинопроизводством…
– Как вы можете в ваш шизофренический сюжет ввинчивать имя великой поэтессы Марины Цветаевой?! – кричала она.
– Тигр и Цветаева! Бред! – кричали не такие красивые, как Ольга Глебовна, другие редакторши.
Сценарий мой сожгли на костре (шучу!). В действительности он потерялся, исчез в лабиринтах Госкино.
Сегодня я пытаюсь восстановить его в памяти, но у меня получается не моя киноверсия, а рассказ юриста Богаевского, похожего на Луи Армстронга. В ушах звучит его хриплый голос.
В городе Золотые Дубы на улице Карла Маркса находится юридическая консультация. В этой консультации работает Федор Богаевский. Посетители консультации – люди с невеселыми заботами: раздел имущества, наследства, тысячи других мелких житейских проблем.
Федор – один из трех мужчин-юристов, сидящих в огромной комнате, где единственная достопримечательность – пальма, стоящая в центре. От пальмы пахнет чем-то кислым…
Федор обычно сбрасывает в кадку чайную заварку (слышал, это полезно), но чахлая пальма продолжает чахнуть и испускать запах кошачьей мочи.
Город раскинулся на берегу большой реки. Белый песок на пляже, белые чайки, белые деревянные дома, белая церковь. Ежегодно проходят ярмарки, есть театр, есть сумасшедший дом.
Начало этой не совсем обычной истории – сороковые годы…
В марте, когда снег только растаял и выглянуло первое холодное солнце, Федора Богаевского вызвали к начальнику.
Состоялся следующий разговор.
– Придется тебе, Федор, один день в неделю сидеть в сумасшедшем доме…
Богаевский удивился. Начальник юридической службы не имел привычки шутить с подчиненными.
Богаевский спросил:
– Почему в сумасшедшем доме?
Начальник объяснил:
– Будешь защищать сумасшедших.
– От кого?
Начальник протянул Федору документ. В нем сообщалось о принятом Верховным Советом СССР решении от 13 января 1949 года засылать работников юридических служб в дома умалишенных для выслушивания жалоб больных пациентов. В документе говорилось, что решение это продиктовано большим количеством случаев беззаконного поведения медперсонала по отношению к обитателям домов умалишенных.
– Но почему я?
– Так решили… Ты человек инициативный…
– Какую инициативу я могу проявить среди идиотов?
– Идиоты в СССР имеют гражданские права, и ты должен будешь их защищать.
Федор Андреевич Богаевский стал по четвергам посещать сумасшедший дом. Ему выделили маленькую комнату в конце длинного коридора. В комнате стояли стол, стул, вентилятор.
Сумасшедшие – смирные, стриженые, в серых халатах – выслушали его речь на встрече, устроенной администрацией. Жалоб никто не высказал. На вопросы: “Обижают? Плохо кормят? Отнимают деньги?” – дружно, улыбчиво отрицательно качали головами: “Нет, нет, нет”. Федор Андреевич прошел по трем этажам дома и ничего подозрительного не заметил.
После первой ознакомительной прогулки по сумасшедшему дому он вернулся к себе в кабинет.
Дел никаких не было. Но сидеть до шести часов и ждать посетителей он был обязан.
Из журнала “Огонек” Федор вырезал ножницами портрет товарища Сталина с пионеркой Мамлакат, кнопкой прикрепил к стене.
В дверь постучали.
Появился мужчина лет тридцати пяти с письмом в руках. Серая пижама, бритая голова и особое выражение глаз значили: “Я сумасшедший”. Человек бросил конверт на стол и, резко повернувшись, выбежал из комнаты.