Мальчик из Брюгге

— Я сказал: невольно, независимо от тебя. Твой отец не принадлежал к простым смертным. Он был богат, общался с важными персонами. Не могло так быть, что однажды он доверил тебе нечто необычное?

Без малейшего колебания мальчик ответил:

— Нет. Впрочем, он и сам удивлялся этим убийствам. Он ничего не понимал. Если бы у него было на этот счет какое-то мнение и он предполагал, что они напрямую связаны с ним или с одному ему известными секретами, он бы так открыто не высказывал своего непонимания. Более того… — Ян сел на краю кровати и возбужденно продолжил: — Вы прочитали письмо. Безопасность семьи была для него превыше всего. Узнав, что нам надо чего-то опасаться, отец моментально среагировал, пренебрег своим поручением, герцогом и всем остальным. Неужели вы думаете, что, доверив мне по неосторожности ценную информацию, он не предостерег бы меня, как сделал в случае с картой?

— Верно, — согласился Идельсбад. — Ван Эйк бы уж точно тебя предупредил.

Он направился к скамье, куда сложил свою одежду.

— В любом случае нас это больше не касается. Возвращаемся в Брюгге. Родригес ждет нас в канцелярии.

* * *

Родригес их не ждал. Он валялся в луже крови около камина. Его скрюченные пальцы были прижаты к глубокой зияющей ране на животе.

Ужаснувшись, Идельсбад велел Яну остаться у двери, а сам бросился к молодому человеку. Тот приподнял веки, его лицо уже исказилось от страшного удара смерти.

— Дон Франсиску… — простонал он. — Берегитесь… они ищут вас…

— Кто?

Итальянцы… Они проследили за вами… Они знали… — Он показал в угол комнаты. — Деньги… в шкатулке… Они не взяли их… Вчера… я забыл вам сказать… Для вас послание из Лиссабона… от принца Энрике…

— О чем оно?

Ответа он не получил.

— Родригес, умоляю! Мужайся! Что в послании?

— Энрике… Принц на пути во Флоренцию… Он беспокоится о вас… Он…

Последние слова затухли в горле агонизирующего. Он издал не то вдох, не то выдох. Его рука сильно сжала руку Идельсбада, разжалась и безжизненно упала.

Гигант застыл в неподвижности, не в силах сделать ни одного движения.

Энрике… во Флоренции? Возможно ли такое? Если Родригес сказал правду — да и как сомневаться в этом? — это значило, что инфанту грозит опасность.

Словно из тумана выплыло предупреждение Петруса Кристуса: «Развязка близится… Раз и навсегда они отделаются от отребья, от подонков человечества. В этот день Флоренция вместе со всеми вероотступниками исчезнет в адском огне. Это будет Апокалипсис… в День успения».

Идельсбад поднялся, подошел к шкатулке, откинул крышку. Кошель был там. Он взял его, повернулся к Яну. Мальчик все еще стоял у порога, отвернувшись, закрыв лицо руками. Гигант легонько подтолкнул его и прикрыл дверь.

Неяркий свет на площади Марэ показался им вдруг ослепительным, контрастируя с погруженным во мрак миром, который неумолимо втягивал их в пучину отчаяния. Заметив каменную скамью, Идельсбад подошел к ней и тяжело сел, словно погрузнев в несколько раз. Он долго сидел молча, углубленный в свои мысли. Ян, сидя рядом, с тоской посматривал на него, не решаясь нарушить горестное раздумье.

— Да, — наконец пробормотал гигант, — жизнь — штука презабавная. Какого черта Энрике вздумалось ехать в Италию? Почему именно сейчас? Ведь он много лет отказывался покидать свое логовище в Саграх.

— Может быть, ему захотелось поплавать? — предположил Ян. — Не вы ли говорили, что он по-настоящему никогда не выходил в море?

— Если это и так, признаться, момент выбран неподходящий! Ты разве не учитываешь последствия? А вдруг и в самом деле Флоренцию ждет катастрофа? Нечего и сомневаться, что он окажется одной из жертв. — И Идельсбад решительно заявил: — Лиссабон отпадает.

Немой вопрос отразился на лице Яна.

— А ты как думаешь? Это мой друг. К тому же и мой принц. Вопроса быть не может, чтобы я покинул его на произвол судьбы. Ты сказал, что в Пизу должен отплыть корабль?

— Да. Если тот служащий, который сообщил мне об этом, не ошибся, карака должна сняться с якоря сегодня.

— Тогда не стоит терять ни секунды. — Он вскочил со скамьи. — Боже, сделай так, чтобы она еще стояла у причала!

* * *

Карака стояла у причала. Пришвартованная в порту Слейса, она, чистенькая, сверкала на солнце. С низкой осадкой, приземистая и округлая, она была похожа на яйцо, брошенное в волны. На конце высокой мачты трепыхался флаг с гербом Пизы.

Вдоль набережной громоздились ящики с сухими продуктами, большие бочки с вином и бочонки с порохом, выгруженные этим утром из трюмов судна. На палубе суетились матросы, готовясь поднимать якоря, другие хлопотали внизу бизани и реи. Уже отдали паруса. Судно должно было вот-вот отчалить.

Ансельму де Вееру, стоявшему у поручней, показалось, будто у него начались галлюцинации. Он так сильно сжал руку Лукаса Мозера, что у того вырвался крик боли.

— Что это вы выделываете?

— Там… — забормотал де Веер. — Смотрите!

Он указал пальцем на набережную: гигантского роста мужчина и ребенок бежали к караке.

— Невероятно… — выдохнул ошеломленный Мозер. — Что им здесь надо?

— А вы как думаете? Они сейчас поднимутся на борт.

— Дьявольщина! Быть не может!