Мальчик из Холмогор

«Благодарить меня незачем. Я давно твои работы знаю. А сейчас подожди меня. Я с делами покончу и довезу тебя до дому, и дорогой побеседуем».

Через некоторое время Михайло Васильевич вышел и, окликнув меня, велел к нему в карету садиться. Я было хотел поместиться на козлах, подле кучера, но он того не допустил и не позволил примоститься на переднюю откидную скамеечку, а усадил рядом с собой. Всю дорогу он со мной беседовал о моём словаре и о древних рукописях и с той поры, когда надобно, обращается ко мне и, по любезности своей, не раз говаривал, что я ему помощник.

— А в чём вы помогаете Михаилу Васильевичу? — спросил Миша.

— Михайло Васильевич выпустил книжечку «Краткий летописец», там моего мёду есть капля. А для «Российской истории», которой первый том Михайло Васильевич уже составил, я делал краткие изложения, выписки из летописей. И вот сейчас для дальнейшей работы новые материалы принёс.

Тут послышался скрип полозьев по снегу, и хлопнула дверь в сенях. Михайло Васильевич вернулся. Андрей Иванович вскочил и, подобрав с полу шляпу и пакет с рукописями, засунул их подмышку и поспешил навстречу.

Глава девятая

Миша нашёл Матрёшу в кладовой и попросил:

— Дай мне кусок сахару.

— Зачем тебе? — спросила она.

— Что ж, ты не знаешь, что меня завтра в гимназию отдадут? — обиженно ответил Миша. — Должен я с лошадками проститься? Они меня обе знают и такие ласковые... Должен я их на прощанье угостить?

— Не выдумывай! — сказала Матрёша. — Вот ещё, лошадей сахаром угощать! Давно ли сам впервые сахар попробовал? Сахар очень дорогой, и Елизавета Андреевна все куски пересчитала и с меня спросит. Пойди на кухню и возьми кусок хлеба с солью. Очень хорошее угощенье.

Миша покормил лошадей хлебом и заговорил с кучером:

— Пантюша, завтра меня в гимназию отдают.

— Уж это как полагается, — равнодушно ответил Пантюша. — У вас дяденька учёные, и вас по учёной части пускают. А у меня отец был конюх, и я кучером вышел. И хоть расшибись, а больше мне ничего не достигнуть, как только четвёркой лошадей править вместо пары. Да и то едва ли.

— Ты неправильно говоришь, Пантюша, — сказал Миша. — Михайло Васильевич учёный, а отец у него был рыбак.

— Так то рыбак! — сердито ответил Пантюша. — Не господский человек, не раб, а государственный крестьянин. Ему что — заплатил оброк, деньги, сколько с него полагается, взял паспорт и ушёл куда глаза глядят. А я попробуй отлучись за ворота без спросу, так меня и отстегать могут, не хуже, чем скотину. Ещё я лошадь пожалею, а меня никто жалеть не станет. И выходит — я хуже лошади. А ежели меня хозяин продать пожелает, так и цена мне ниже, чем другому коню или собачке легавой.

— Пантюша, зачем ты надо мной смеёшься! — воскликнул Миша. — Ты думаешь, я не здешний, так уж всякой сказке поверю? У нас на севере не слыхано, чтобы людей продавали.

— Глупы вы ещё, хоть и барские племянники! Как у вас на севере, не знаю, а по всей России людьми торгуют. Да чего там? Вот я вам, несмышлёнышу, «вы» говорю, а вы мне, старику, «ты», потому что я раб... И шли бы вы лучше отсюда, а то мне за вас ещё нагоняй будет!

Миша огорчился, что Пантюша с ним неласков, и пошёл прощаться к студенту Абрамову. Тот, как всегда, был занят — чертил географическую карту. Миша присел около него, вздохнул и сказал:

— А меня завтра в гимназию отдадут.

— Что ж! — сказал Абрамов. — Без этого нельзя. Учиться надо. Я там тоже немало горя хлебнул.

— А что, там очень плохо? — обеспокоившись, спросил Миша.

— В наше время очень плохо было, — ответил Абрамов. — Теперь, конечно, легче стало, с тех пор как Михайло Васильевич сам обо всём заботится. А раньше ужас было! Помещения не было. Учились на частных квартирах. Холод был такой, что учителя ходили по классу в шубах и руками по рукавам били, будто извозчики в мороз. А ученики сидят на скамейках и так бывало окоченеют, что от холода по всему телу нарывы пойдут. Поверишь ли, квашня с тестом на кухне замерзала! Окна тряпицами и рогожами завешивали. А били нас как! Учителя палками дрались. Меня один раз так избили, что я неделю без памяти лежал. — И Абрамов так расстроился от этих воспоминаний, что даже перестал чертить, а сел, подперев голову обеими руками.

Миша сам очень огорчился и, чтобы отвлечься от печальных мыслей, спросил:

— А что вы рисуете?

— А вот на карте намечаю кораблям путь, который Михайло Васильевич предлагает: северный проход в океан мимо берегов Сибири.

— Как же этим путём поедут? — спросил Миша. — Ведь там стужа и льды.

— Они менее опасны, чем иссушающие жары южных морей, от которых пища и вода портятся, а люди заболевают. Наши моряки к морозам привыкли, а другого пути у нас нет. Михайло Васильевич очень этим путём занялся, за тем и в Адмиралтейство ездит. Экспедицию помогает готовить. Я для этого карту черчу. В оптической мастерской разные подзорные трубы делают. Ты, небось, видал?

— Нет, ещё не успел, — сказал Миша. — Может, сегодня успею. А зачем этот путь вообще нужен?