Мальчик из Уржума

Желтый, осунувшийся, дрожа от озноба, он просиживал в классе от первого урока до последнего, а однажды даже отправился с экскурсией на парафиновый завод. Но по дороге ему стало так плохо, что Асееву и Яковлеву пришлось вести его под руки.

Дома по вечерам Сергей вычерчивал детали машин, чуть ли не лежа на столе. А когда приходило время укладываться, у него уже не хватало сил раздеться и лечь.

Стянув с ноги сапог, он просиживал так несколько минут. От слабости у него кружилась голова и его покачивало, но он старался сидеть прямо, опираясь обеими руками на края топчана. Только по плечам, которые дрожали мелкой дрожью, Асеев и Яковлев видели, что Сергея опять лихорадит или, как говорил старик-дворник, «бьет».

Однажды Асеев слышал, как Сергей, уже лежа в постели и завернувшись в одеяло с головой, вдруг сказал негромко, но внятно: «Спи, Сергей, спи».

Асеев так и не понял, во сне ли это говорил Сергей или бредил.

Глава XXX ДРУЗЬЯ ДЕТСТВА ВСТРЕЧАЮТСЯ ВНОВЬ

Недели за две до роспуска учеников на каникулы в канцелярии промышленного училища на стене был вывешен список с фамилиями учеников, «уволенных на летние каникулы к родителям, родственникам или на практику». В списке первого класса, где учился Сергей, значились следующие фамилии:

1. Асеев Дмитрий. Город Уфа — к родителям.

2. Веселицкий Василий. Город Сенгелей Симбирской губернии — к родителям.

3. Дедюхин Иван. Город Сарапул — к родителям.

4. Желудков Николай. Город Слободской Вятской губернии — к родственникам.

И так дальше, по алфавиту до буквы К и после нее. Кто ехал в Нижний Новгород, кто в область войска Донского, кто в Вятку, кто в Царицын и Самару, кто куда, — но все ученики ехали к родителям и родственникам. Только двое во всем классе направлялись педагогическим советом на практику: Костриков Сергей — в город Симбирск на завод Сангова и еще один парнишка на Казанский пороховой завод. Сергей был рад. Он сам месяца два тому назад, когда его освободили, наконец, от платы за учение, просил педагогический совет послать его на практику. Он был одним из лучших учеников, и поэтому его просьбу уважили.

Новый, незнакомый город Симбирск, неизвестный завод Сангова, а главное, будущая практика — всё казалось Сергею заманчивым, и у него было одно желание — скорее ехать. Кто знает, может быть, удастся столько заработать за лето на этом заводе, что хватит на весь учебный год. И тогда, значит, не придется больше подавать прошения о пособиях.

До роспуска на каникулы оставалось еще добрых две недели, но уже суета и то особенное оживление, которое предшествует всегда отъезду, проникло в училище. Да и весна, верно, давала себя чувствовать. Солнце щедро сияло над городом, и солнечные зайчики прыгали и плясали повсюду: и по стенам классов, и по лицам учеников, и по сюртукам строгих и хмурых учителей, которые, казалось, посветлели и помолодели от весеннего солнца. И даже надзиратели, чем-то похожие на сердитых шершней, не налетали, как раньше, на учеников с угрюмым жужжанием.

Окна в классах были открыты настежь. Черный и влажный пустырь весь зазеленел. На школьных молодых березах появилась легкая и нежная листва.

Ученики ходили в шинелях нараспашку и в сдвинутых на затылок фуражках.

Разговоры у всех теперь начинались с одного: «А вот у нас летом…» И дальше шли почти сказочные рассказы о том, какие огромные яблоки и груши растут летом «у нас в Великих Луках» или «у нас под Самарой» и какие замечательные язи и окуни клюют там на живца.

Сергей тоже ходил в расстегнутой шинели и насвистывал что-то веселое. Он уже собирался ехать на пароходе в Симбирск, когда вдруг неожиданно пришло письмо из Уржума, а вместе с письмом пришли и деньги на дорогу. Письмо было от Польнера. Сергей перечитал его два раза, но всё никак не мог понять толком, кто же посылает ему на дорогу деньги. То ли сам Польнер вспомнил, наконец, о нем, то ли купцы-попечители вздумали опять облагодетельствовать «сиротку»?

Сергей уже крепко свыкся с мыслью, что он поедет на практику в Симбирск, и вдруг такая перемена! Он даже не знал, что ему делать — куда ехать: в Уржум или на практику? Но выбирать долго не пришлось.

Инспектор Широков объяснил ему, что он, как воспитанник приюта, не имеет права до совершеннолетия распоряжаться собой без ведома приютского начальства. Раз выслали деньги — надо ехать. И Сергей поехал.

Самый дешевый путь из Казани в Уржум был пароходом.

До пристани Сергея никто не провожал — его товарищи и сожители по комнате уехали домой еще накануне.

С маленькой корзинкой в руках он еле пробрался на пароход через большую, шумную толпу провожающих. Уезжало много народа, да и провожало немало. До отхода оставалось с полчаса. В каюте четвертого класса, большой, низкой и полутемной, было тесно и душно, как в тюрьме. Вся она была заставлена и завалена узлами, ящиками и кадками.

Плакали грудные младенцы, крикливо и уныло убаюкивали их женщины.

Какой-то белобрысый парень, сидя на грязном кособоком мешке, боязливо и тихо тренькал на балалайке.