Мальчик, которому не больно

Я полежал в тишине. Молчал и смотрел на маму Христа, а потом протянул к ней руки, закрыв глаза. И представил, что я обнимаю её за шею, как хотел обнять свою маму.

Богородица наклонилась ко мне, чтобы было поудобнее, и я прижался к ней. А маленький Христос, показалось мне, поцеловал меня в лоб.

Что-то вздрогнуло и сдвинулось во мне. Но — что, я понять не мог. Не знаю, хорошо ли в этом признаваться и говорят ли про это вообще… Но Мама, которая все время перед глазами стояла, в этот момент куда-то отошла. Будто спряталась в темноте.

Перестала меня мучать.

Что случилось с паучком?

А потом беда случилась с паучком.

Перед Пасхой Бабушка стала прибирать дом. А нас с Папой отправила гулять.

Папа усадил меня в электрическую коляску и мы поехали за ворота. Ведь Бабушка долго перечисляла, что ей надо сделать: обмести потолки, протереть батареи, вымыть пол… Это значило, что она просит: погуляйте подольше. Мы и гуляли.

Катались по дорогам дачного поселка. Уступали встречным машинам. Оглядывались по сторонам, наблюдая весну.

Конечно, катался и уступал я в своем электромобиле. А оглядывались мы вместе с Папой.

Он давал мне понюхать опавшие тополиные серёжки — как они радостно пахнут. Обращал внимание на ростки лесных ландышей, стоявших, словно строй солдатиков возле самой дороги. Ну и много ещё чего можно было наблюдать, радуясь весне, и много чего слышать. Вон как птицы щебечут, будто, торопясь, перебивают друг друга, чтобы сказать, как им хорошо и счастливо.

Когда мы вернулись, Бабушка давно всё прибрала, обед приготовила, тарелки на стол поставила. А мне поднос с едой в постель принесла.

Я поел и уснул.

Когда проснулся, тихо было. Богородица на меня со стенки задумчиво смотрела. Мне показалось, что смотрит она на меня строго. Будто спрашивает о чём-то. Может, сомневается во мне.

Я ей покивал, помолился как мог. Попросил, чтобы помогла мне. Я ведь и сам в себе сомневался.

Потом взял линзу за белую ручку, повернулся к тумбочке, чтобы на паучка посмотреть. И сразу закричал.

Паучка не было. Не было его паутины. Ничего не было.

Бабушка и Папа прибежали вместе на мой крик. Папа был непричём — мы вместе гуляли на улице. А Бабушка?

Она же, например, обнаружив дома муравья или мотылька, случайно залетевшего, брала их в ладонь и выносила на улицу. Да ещё сажала на листок этого муравьишку и доброго пути ему желала. А мотылька отправляла в полёт как драгоценную конструкцию, построенную волшебным мастером.

Ещё Бабушка повторяла вслух — не мне, а всем, для всеобщего сведения:

— Не мы это создали, не нам это и ломать.

Она только комаров не признавала.

И вот, получалось, что никто не виноват. Но паучка-то не было. Я об этом кричал. Я спрашивал:

— Где мой паучок?

Папа стоял, разведя руки в стороны, а Бабушка воскликнула:

— Ой! Я совсем забыла! Я только обмахнула тумбочку тряпкой. Я забыла! Прости! Какой грех!

Я залился слезами. Мне было жалко моего терпеливого паучка, который почему-то так и не стал есть комара и муху. Мне было обидно, что терпение его подвело. Ушёл бы в другое место, может, и не получилось так.

— Что же, — спросил я Бабушку. — Теперь быть беде? Ведь больше нет часового Чока? И потустороннее явится к нам?

Бабушка молчала, неподвижно стоя передо мной, и плакала.

Папа поднял меня с кровати, одел и вынес на улицу.

Вдоль дорожки, ведущей к воротам, стояли невысокие фонари. И он поднёс меня к одному. В нём было сломано стекло с одной стороны. И внутри фонаря полно паутины.

Папа показал пальцем на сломанную стенку, и в глубине фонарика я увидел точно такого же паучка, какой у меня дома сидел. Справа и слева, и сверху и снизу вокруг него, обвязанные паутиной, лежали высохшие комары, мухи, осы и даже довольно большой мотылёк.

Я уже успокоился. Не плакал. Ругал себя. Ведь Папа принёс меня сюда, чтобы утешить — но чем? Тем, что вместо моего Чока есть ещё один паучок, на него похожий?

Но их же — тысячи и тысячи тысяч. А пропал именно мой — знакомый и друг. Паучок по имени Чок. И это большущая разница.

Р-раз, и его смахнули тряпкой.

Будто его не было.

И конечно, не надо бы плакать и кричать, как плакал и кричал я. Ведь не такой уж я и малыш. Но мне было горько от такой жестокой несправедливости:

— Взяли и нечаянно смахнули!

А ведь он так терпеливо жил. И терпеливо ждал. Как я!

Мамино исчезновение

А чего ждал я? Ждал ли?

Нет, это слово мне не подходит. Я надеялся.

Я надеялся, что поправлюсь. И мечтал, что вернётся Мама.

Да, она перестала меня мучать. Старалась уйти от меня и от нас. Как будто поднялась в воздух и отлетела.

Но она всё равно где-то была, и я верил, что она думает обо мне.

Однажды Папа пришел совсем растерянный. Бабушка выглядывала из-за его плеча, как, наверное, выглядывает Ангел. Только этот Ангел был довольно старенький и женского рода.

Он уже знал, что должен сказать Папа, и приготовился ему помочь. А может, помочь мне?

Папа вздыхал, щёлкал пальцами, крутил головой. Не решался. И Ангел похлопывал его по плечу, поощряя.

Мол, давай. Дескать, не бойся.

И Папа проговорил, опустив голову.