Мальчик, который переплыл океан в кресле

Мими бросает на меня взгляд и широко улыбается. Почему она так меня ненавидит? Сначала говорит, что хорошего во мне только то, что я новенький. Потом – что мне надо учиться дома. А теперь радуется тому, что меня отчитали.

Звенит звонок. Мистер Бигл говорит, чтобы мы сложили листки на стол и проваливали. Я проваливаю со всех ног, потому что мне хочется поговорить с Асебен про ее сестру.

За обедом я ее не вижу, зато вижу Роберта Эбсолома. Он сидит на стене и рисует что-то на клочке бумаги. Я уже собираюсь пройти мимо, но кое-что заставляет меня остановиться и присесть. Роберт шарахается от меня, будто я болен какой-то опасной заразной болезнью, и накрывает рисунок ладонью, чтобы я не увидел.

Я должным образом представляюсь и протягиваю руку. Именно так поступает папа, когда с кем-то знакомится. Правда, обычно этот кто-то хмурится: папа, как правило, весь покрыт рыбьей чешуей. Роберт не протягивает руки в ответ; он говорит, что все зовут его Кастетом.

– Ладно, Кастет, я не хочу лезть не в свое дело, – говорю я, хотя сам понимаю, что лезу не в свое дело. Мне интересно, что он там калякает. – Хм… В общем, я просто хотел извиниться за то, что сказал недавно. Я не думал, что ты огорчишься. Мне просто показалось, что ты интересуешься растениями, но, может, я ошибся.

– На самом деле я и правда ими интересуюсь, – сквозь зубы цедит Кастет. Он складывает листок и пихает его в карман. – Но не так, как ты думаешь.

Честно говоря, я и сам не знаю, что думаю.

– Это все ради папы. – Кастет отводит взгляд и крепко сжимает пальцы.

Он говорит, что папа научил его всему, что касается растений. Он умел превращать крошечные семена в огромные деревья. Внезапно Кастет издает такой долгий вздох, что я начинаю думать, что сейчас из кустов на нас выскочит человек из Книги рекордов Гиннесса с секундомером в руках.

– Ну, в общем, теперь все это закончилось… – Кастет стискивает зубы.

– Почему?

– Потому что теперь папы с нами нет, вот и все. Тебе не понять.

Кастет встает, засовывает руки в карманы и шагает прочь, не оборачиваясь.

Да нет же, я прекрасно понимаю.

Девять