«Мальчик, который рисовал кошек» и другие истории о вещах странных и примечательных

Только однажды в жизни, – продолжал он, – мне довелось испытать нечто, чего я не могу объяснить. Когда я был молод, то, как и все послушники, должен был исполнить обет – отправиться в паломничество. Так я оказался на острове Кюсю[78]. И вот однажды, странствуя по одному из тамошних горных районов, я оказался в маленькой деревушке – я знал, что в ней есть храм, принадлежащий нашей секте. По обычаю, я должен был зайти сначала туда, чтобы испросить себе кров на ночлег, но обнаружил, что священника нет в храме. Старая монахиня, которую он оставил за сторожа, сказала, что настоятель отправился в отдаленную деревню, чтобы исполнить погребальную церемонию по одному из усопших жителей. Также она сообщила, что священник будет отсутствовать семь дней, а без него она не может приютить меня в храме…

В тех местах существовал обычай: священник должен был семь дней кряду читать священные сутры и исполнять погребальные обряды в доме умершего. Я сказал, что мне не нужно еды – только место, чтобы поспать. Я очень устал и, видимо, вид имел соответствующий, так что в конце концов монахиня сжалилась надо мной. Около алтаря она постелила мне какие-то одеяла, и я заснул сразу же, как только лег.

В середине ночи – а ночь была холодная! – я проснулся. Но проснулся не от холода, а оттого, что кто-то рядом играл, выстукивая мелодию на мокугё[79], и читал священные мантры. Я открыл глаза, но храм был не освещен, и кругом было так темно, что я не смог различить даже собственной руки, хотя поднес ее к лицу. Я очень удивился: кто же может играть на мокугё в такой темноте, да еще и попадать в такт, читая мантры? Хотя поначалу мне показалось, что играют совсем рядом, звук был, однако, довольно слабый. Я попытался убедить себя, что ошибся, – должно быть, это вернулся священник. Видимо, он и играет – где-то в дальней части храма. Под аккомпанемент этих звуков я снова заснул и проспал уже до утра.

Утром я встал, оделся и умылся, а потом отправился искать старую монахиню. Скоро я нашел ее и, поблагодарив за ночлег, отважился спросить: «Так священник вчера ночью вернулся, да?»

«Нет, не вернулся, – сказала монахиня, – я же говорила тебе, что его не будет семь дней. Понятно, что он не вернулся».

«Пожалуйста, извините меня, – сказал я, – но прошлой ночью я отчетливо слышал, как кто-то читал священные мантры, отбивая такт на мокугё. Потому и подумал, что вернулся настоятель».

«А, ты об этом! Так это был не священник! Это прихожанин».

«Кто?» Я не мог понять, о чем она говорит.

«Да как – кто? – отвечала монахиня. – Мертвец, конечно! Так всегда случается, когда кто-нибудь из прихожан умирает. Он приходит, читает мантры и играет на мокугё».

Но потрясло меня не то, что она сказала. А то, как она это сказала – будто говорила о вещах совершенно обыденных. Не сто́ящих того, чтобы о них рассказывать.

Японская смесь

Из сборника «A Japanese Miscellany», 1901

Исполненное обещание

– Я вернусь ранней осенью, – сказал на прощание Акана Соёмон своему названому брату Хасэбэ Самону. Слова эти были произнесены несколько столетий тому назад.

Шла ранняя весна, братья прощались. Происходило это в деревне под названием Като в провинции Харима. Акана был самураем родом из Идзумо; он собирался навестить свою родину.

Хасэбэ говорил:

– Ваша родная земля – Страна восьми парящих облаков[80] – очень далеко отсюда. И ожидать от вас, что вы сможете назвать определенный день своего возвращения, конечно, трудно. Но если бы знать, когда этот день настанет, то, конечно, мы чувствовали бы себя счастливыми. Смогли бы подготовиться – устроить пир, украсить дом и ожидать вас у ворот.

– Ну, что касается этого… Я так привык к дальним путешествиям, что обычно могу довольно точно сказать, сколько оно продлится и как скоро я доберусь до места. Потому без труда могу указать, когда вернусь, и даже назвать день, когда это случится. Положим, я вернусь в день, когда отмечают праздник Тёё…

Так отвечал на слова брата самурай.

– Это будет девятый день девятого месяца, – сказал Хасэбэ. – Будут цвести хризантемы, и мы вместе сможем любоваться их цветением. Как замечательно!.. Итак, вы обещаете вернуться на девятый день девятого месяца?

– На девятый день девятого месяца. Обещаю! – смеясь, повторил за братом самурай.

Он сел на коня и поехал по дороге, что вела из деревни Като провинции Харима.

А Хасэбэ Самон и его мать со слезами на глазах провожали его.

«Не остановить пути ни луны, ни солнца» – так гласит старинная японская поговорка. Неторопливо тянулись месяцы, но вот наконец пришла и осень – пора хризантем. И на девятый день девятого месяца с самого раннего утра Хасэбэ взялся готовиться к возвращению брата. Он купил вина, украсил гостиную, расставил в опочивальне вазы и в каждую поместил хризантемы – двух разных цветов.

Его мать, видя это, заметила: