Мальчик, который рисовал тени

Строения Биркенау темнели на сером фоне неба. Гуго смотрел в ветровое окно. Они подъехали ближе, и над ними угрожающе нависла квадратная башня. Ее скатная крыша, присыпанная снегом, выглядела грязной простыней.

Миновав ворота, машина двинулась по Лагерштрассе, делившей Биркенау надвое. По обочинам тянулись заборы из колючей проволоки, а за ними бесконечные ряды деревянных и кирпичных бараков. Сосчитать невозможно, они терялись где-то вдалеке, у самого горизонта, но их никак не меньше нескольких тысяч, прикинул Гуго. Вдалеке, где белели припорошенные снегом березы, от земли поднимались клубы дыма. Одни серые, другие желтые. Наверное, те самые костры, о которых рассказывал Фогт.

Их обогнал фургон с красным крестом. Впереди Гуго заметил группу молодых женщин, бредущих по снегу. Охранник с борта фургона заорал в мегафон, подгоняя заключенных:

– Поторопитесь, дорогие дамы! Вы в Биркенау! Вперед, с песней!

Он орал так громко, что Гуго отчетливо слышал его вопли в закрытой машине. Фургон остановился, и офицер спрыгнул на землю. Подойдя к женщинам, он отобрал с десяток. Эсэсовка из вспомогательного подразделения построила их и велела бегать по кругу. Женщины озадаченно повиновались. Они были обриты налысо, но по их виду сразу становилось понятно: новенькие. Глаза еще не потухли, щеки не утратили румянец, ноги крепкие.

Офицер вытащил пистолет и направил на бегущих. Гуго велел шоферу остановиться. Женщины, почувствовав неладное, сбились с шага. Прогремел выстрел. Пуля поразила случайную жертву, оказавшуюся на линии огня. Убийство безо всякой причины, если не сказать ради развлечения. Девушка повалилась на землю, точно мешок картошки, из раны толчками била кровь, пачкая белый снег. Остальные испуганно уставились на тело. Офицер хохотнул, перемигнувшись с хельферин.

Гуго в ужасе застыл на заднем сиденье, грудь сдавило. Абсурдная жестокость не укладывалась в голове, и в висках гулко запульсировало. Он смотрел на хрусткий наст, тающий от горячей крови, и на сабо заключенных, переминавшихся с ноги на ногу. Наконец они пришли в движение, возобновив свой бессмысленный путь.

– Так вам в «Канаду», герр? – напомнил о себе шофер.

– Куда? – только и смог выдавить Гуго.

– Ну, в «Канаду», на склад личных вещей.

– Да-да.

– Его недавно перенесли, – продолжил шофер как ни в чем не бывало. – Сейчас он занимает тридцать бараков, а вкалывают там две тысячи заключенных. Настоящая фабрика.

Гуго промолчал, глядя в окошко на медленно проползающие мимо ряды зданий. Он пытался взять себя в руки, но не получалось. За колючей проволокой, разделявшей сектора, он разглядел других заключенных. Кто-то в полосатой робе, кто-то в обычной одежде, а кто-то вообще голый. Увидел женщину, чьи пустые обвисшие груди, казалось, вот-вот оторвутся. Она брела мелкими шажочками, не замечая мороза. Ее кожа была серой, как вездесущий здешний пепел. Гуго почудилось, что она сейчас растворится, ускользнет, словно ее и не было. Ни охранники, ни их собаки не обращали на нее внимания: очередной призрак на снегу, и ничего более.

Гуго отвел глаза и уставился на кожаную спинку переднего сиденья. После вскрытия тела Брауна позвоночник разболелся не на шутку, рука горела, в плоть вгрызались тысячи крохотных муравьиных жвал. Лишь прикосновение к пузырьку с морфином могло вернуть ему желание жить. Он сунул руку в карман, нашарил холодное стекло. Убежать бы отсюда без оглядки. Вернуться в Берлин, подальше от этого жуткого места со всеми его загадками.

– Приехали, герр. – Шофер повернулся к нему. – «Канада». Вас подождать?

Гуго поднял глаза. Машина стояла между рядами кирпичных бараков. На обочинах прямой как стрела дороги лежали груды чемоданов, узлов, свернутых одеял, велосипедов и детских колясок. Всего понемногу. Гуго насчитал за металлическим забором тридцать зданий, как и сказал ему водитель. Позади торчали высокие, густо коптящие трубы, а чуть поодаль в небо поднимался желтоватый дым.

– Да, подождите, пожалуйста, у главных ворот, – ответил Гуго. – Боюсь, я задержусь тут на некоторое время, после чего хочу размять ноги.

Шофер красноречиво покосился на его трость, но промолчал.

Гуго выбрался из машины. Сердце продолжало барабанить, в висках гудело. От первого же глотка ледяного воздуха его затошнило. Он привалился к стволу березы и выблевал на снег весь свой обед. Кислый желудочный сок наполнил рот и ноздри, мешаясь с вонью горелого мяса, насквозь пропитавшего все вокруг. По сути, это был даже не воздух. Сплошной сладковато-горький смрад.

– Хайль Гитлер! – гаркнул голос за спиной.

Утерев рот платком, Гуго повернулся. Перед ним стоял высокий крепкий парень. Глаза – стеклянные шарики, из-под фуражки с черепом выбиваются короткие черные волосы. Должно быть, это и есть Адам Шмидт, охранник, обнаруживший записку в сугробе.

– Хайль Гитлер! – ответил Гуго.

– Сперва всегда так, – усмехнулся парень и потер в воздухе пальцами. – Потом помаленьку привыкаешь. Комендант сказал, что вы хотите со мной поговорить.

– Да. – Гуго сплюнул и еще раз вытер губы. – Расскажите, как вы нашли записку?