Мальчик, который умел летать

Принюхиваюсь, делаю глоток. Во фляжке горячий чай с травами, а не что-то другое. Он быстро согревает.

— Ночные вылеты запрещены, — передразнивает он тон Леку, — так что, колись, чего тут делаешь в темноте?

— Не спалось, — коротко объясняю я. Тимур хмыкает. Огрызаюсь, — А ты чего здесь?

— И мне не спится, — коротко смеется он, — Привык я что ли к занятиям…

Несколько минут просто смотрим на небо. Тимур называет имена созвездий.

— Видишь вон ту группку, которая на букву "М" перевернутую похожа? Это Кассиопея. А вон там вот Сириус светит. А красная — это Марс. Только Марс не звезда, планета. Видишь?

— Вижу, — вру я. Ничего я не различаю, ни Марс, ни Кассиопею, ни Сириус. Леку пытался нас научить ориентироваться по звездам. У Тимура хорошо получается. У меня не очень. Когда я смотрю на звезды, я вижу звезды, а не карту.

Тимур вдруг замолкает. А потом говорит совсем другим голосом.

— Мы с отцом были прошлым летом в планетарии, когда его только открыли. Помнишь, который рядом с автовокзалом?

Серый вокзал с немытыми окнами, вечно орущим репродуктором и холодным залом помню. Пробовал там сидеть, выгнали через неделю.

— А что такое планетарий? — спрашиваю я. Я вправду не знаю. Ну, понимаю, конечно, что что-то с планетами связанное.

Тимур не смеется.

— Это место, в котором можно звезды увидеть, и планеты тоже. На музей похоже немного. Папа рассказывал, что раньше за городом был настоящий планетарий, с телескопом, но его закрыли давным-давно. Там еще фильм показывали про туманности и кометы, а отец торопился на работу и мы раньше уехали…

Голос начинает срываться. Тимур вдруг делает глубокий вдох и отворачивается.

Я — кретин. Совсем забыл, что после смерти его родителей только месяц прошел. Он же смеется все время, прикалывается, болтает, дурака валяет. А что там внутри у него творится, никто не знает.

Наверное, надо сказать что-то. Только я не умею.

— Расскажи еще про звезды, — прошу я вместо этого. Он шумно выдыхает.

— Было бы о чем рассказывать, нашел специалиста, тоже мне! Леку спроси, он лучше знает.

Мотаю головой. Ничего я спрашивать не буду. Даже в темноте видно как Тимур кривит губы в усмешке.

Молчим минут пять. Смотрим на звезды. Мне тишина не мешает. Когда все время один, привыкаешь к тому, что в твои мысли никто не лезет. Раньше я с Валеркой только разговаривал. Здесь приходится со всеми.

А Тимур и часа не может без трепа. Сидит сейчас, вроде в небо смотрит, но я замечаю его взгляды в мою сторону.

— Кир, а ты почему на улице оказался? Из-за ног? — вдруг спрашивает он.

Меня словно по голове бьют тяжелым чем-то. Я не люблю про это вспоминать.

Очень хочется сказать что-нибудь злое. Я прикусываю губу, сдерживаюсь. В Замке считают, что Тимур — мой друг. На друзей наезжать не принято.

— Из-за этого тоже. — В горле почему-то становится сухо. Делаю глоток остывающего чая и со стуком ставлю фляжку на скамью.

Тимур все понимает правильно:

— Дело твое, — говорит он, — Не хочешь рассказывать, не надо.

Снова молчим. Вдруг он показывает куда-то наверх рукой:

— Смотри, падающая звезда! Загадывай быстрее желание!

Я поднимаю голову, но не успеваю. Интересно, что Тимур загадал?

А что бы я загадал, если б успел? Раньше все бы отдал за то, чтобы ходить. А теперь уже не надо. Дом? Родных? Не знаю. Друзей, может?

— Блин, пока тебе говорил, сам прошляпил, — огорчается Тимур, словно угадав мои мысли. И ругает себя, — Вот балда!

Невольно улыбаюсь. Тихо признаюсь:

— Я тоже не успел.

— Да уж, мы с тобой — двое растяп! — весело говорит Тимур.

Мы смеемся, громко, от души. А через минуту он уже рассказывает о звездах. Мы сидим, привалившись спина к спине, и смотрим в ночное небо.

Наверное, ребята правы, и Тимур — мой друг.

У меня не было друзей раньше. Откуда ж мне знать, какие они.

Ночью мне снится город, переходы метро и дом на Кирова. И ребята. Испуганные лица. Зуля, Таня и Рустик стоят, окружив лежащих на полу Деньку и Валеру. У Валерки кровь по всему лицу. Он пытается встряхнуть ее рукой, но только размазывает по щекам и лбу. А Денька вообще не двигается.

Я просыпаюсь в холодном поту. У меня уже были сны, которые оказывались реальностью. А этот сон такой настоящий, что хочется кричать.

Здесь, в Замке, хорошо. Здесь кормят, есть где спать. Здесь я могу ходить и летать. А там у меня нет ни жилья, ни надежды на будущее. Я даже не знаю, смогу ли я там ходить, или это всего лишь влияние Замка-Средь-Миров.

Заснуть я не могу. Думаю о тех, кто там. О ребятах. О Леське-скрипачке. О нашем мире.

Сажусь на подоконник и долго смотрю на медленно светлеющее небо.

На занятиях у Фионы то и дело начинаю клевать носом. Ночь почти без сна сказывается. Тимур вообще спит, откинувшись на спинку кресла. Фиона пыталась его разбудить, но потом рукой махнула. Сегодня вообще все какие-то "вареные".

Я слушаю ее рассказ внимательно. Чем-то он меня зацепил.