Потом камера поймала приближающийся к КПП синий автомобиль. Только один полицейский ступил на мостовую. Второй остался на тротуаре, сложив руки на груди. Мужчина в маске выпрыгнул с пассажирского сиденья автомобиля. Выхватил пистолет, нацелил на стоящего перед ним полицейского. На мгновение замешкался, изображение опять поплыло, когда люди пробегали мимо камеры, установленной, похоже, на полицейском фургоне. Прогремел выстрел. В ветровом стекле синего автомобиля появилась дыра, от нее во все стороны побежали трещины. Несколькими секундами позже грохнул второй выстрел, и полисмен, который стоял на мостовой, рухнул на землю. Снова выстрел. Кто-то утянул маленькую девочку за дверь. Полисмен, стоявший на тротуаре, взмахнул руками и упал. Стрелок подождал, повернул голову к мальчику у церкви, и я ахнула, испугавшись, что тот станет следующей жертвой. Но стрелок опустил пистолет и отступил на шаг, обеспокоенный этим юным свидетелем. Водитель нажал на клаксон, и стрелок тут же запрыгнул на переднее пассажирское сиденье. Автомобиль рванул с места.
Съемка оборвалась, и на экране появилась фотография убийцы, сделанная после задержания в полицейском участке: угрюмый молодой человек лет тридцати, жесткие губы, сверкающие синие глаза, круглый подбородок, широкие плечи. Под фотографией белыми буквами имя и фамилия: «Алекс Мерфи». Я наклонилась к экрану, заметив схожесть глаз и чуть оттопыренных ушей.
Полицейскую фотографию сменил журналист с зонтиком в одной руке и микрофоном в другой. «Ответственность за случившееся на этом самом месте днем раньше, несет, похоже, та часть ИРА, которая не согласилась с подписанным соглашением. Террорист в маске открыл огонь по двум полицейским, чтобы они не нашли арсенал, который тайно провозился от южной границы…»
Я нажала на клавишу пробела, остановив фильм. Мне требовалось время, чтобы осознать увиденное и понять его смысл. Карен отошла к окну и закрыла его. Доносившийся со школьного двора шум мешал. Я прокрутила запись назад, к фигурке у церковной ограды. Заметила в ней что-то знакомое.
– Мы можем ее увеличить? – спросила я.
Карен нажала кнопку, и фигурка увеличилась в размерах. Конечно, четкость изображения оставляла желать лучшего, но я, несомненно, узнала это юное, перепуганное личико.
– Знаете, я вспоминаю, о чем постоянно твердил Алекс, – произнесла Карен. – По его словам, мать неоднократно говорила ему, что он очень похож на своего отца, что в нем живет его отец. Как вы это понимаете?
Я нажала на клавишу пробела, чтобы посмотреть фильм с самого начала. Одно дело, если бы Алекс узнал о преступлении отца, другое – увидеть его вживую… Конечно же, его разум использовал все, чтобы блокировать увиденное.
Более четкого изображения лица мальчика получить не удалось. Я повернулась к Карен:
– Я думаю, Алекс знает, что его отец был убийцей.
– …всего на пару месяцев, – говорит Урсула, и внезапно я возвращаюсь в свой кабинет в Макнайс-Хаусе, слушая, что она собирается подобрать мне замену на то время, пока я буду «поправляться».
– Урсула, – прерываю ее я, пытаясь изгнать дрожь из голоса и не отводить взгляда. – Сегодня я узнала об одном эпизоде из детства Алекса, который объясняет все.
Она снимает очки.
– Да?
– И теперь все симптомы его состояния выглядят совершенно в ином свете. Мне необходимо срочно поговорить с ним и его матерью.
– Вы можете написать отчет для нового консультанта Алекса, – отвечает она с тяжелым вздохом. – Извините, Аня, но это важный момент. Мы должны заботиться о здоровье наших сотрудников так же, как заботимся о своих пациентах. Я направлю вам по электронной почте все необходимые бланки для оформления отпуска по состоянию здоровья. Он у вас начинается с этой самой минуты. – Потом добавляет, склонив голову набок: – Лучше так, чем отстранение от работы. Или увольнение.
Я закрываю рот. Урсула бросает на меня ледяной взгляд, прежде чем выйти из кабинета.
Глава 25
Обмен открытками
Дорогой дневник!
Нового дома у нас больше нет.
Майкл только что приходил в Макнайс-Хаус и сообщил мне об этом. Сказал, что очень сожалеет, и много ругался, и объяснил, что его так называемый друг ушел с этой должности, а новый человек, увидев, что мы до сих пор не переехали, передвинул нас с мамой вниз по «списку», заявив, что это несправедливо, если другие люди ждут, пока мы в больнице. Я просто кивал, когда он ходил взад-вперед по комнате, сжимая и разжимая кулаки, а когда он замолчал, побежал в ванную, и меня вырвало.
Майкл сказал, что он постарается, чтобы мы получили такой же дом.
– Но я полюбил этот, – заметил я.
Майкл глубоко вдохнул и согнул колени, чтобы наши лица оказались на одном уровне, и его колени при этом громко хрустнули.