Мальчик по имени Коба

-Господь простит,-была его обычная фраза.

-Кого Господь любит, того и наказует, – добавлял он любезно.

И методично и садистски наказывал семинариста, обладая недюженной силой и громадной властью в стенах семинарии.

Бутырский по сравнению с ним был разве что ангел, спус-тившийся с небес для проповеди слова Господня среди учащихся тифлисской семинарии.

В семинарских комнатах было душно, когда на улицах города было прохладно. В семинарских комнатах была настоящая под-вальная холодина, когда на улицах пели птицы, дул ветерок и стояло сияние земного цветения, способного растопить алкание и злобу.

Прежде всего семинаристы делились по кастовости на мест-ных, тифлисских, и прочий сброд, появившийся из других городов Грузии, где были духовные училища. Местные смотрели презрительно на прочий сброд. А “сброд” отвечал местным тем же, добавляя к своей ненависти еще и крепкие русские выра-жения, которые без особого труда усваиваются всеми почему-то иноязычным, не русским населением.

Удивителен русский язык.”Он и всесильный, и могучий ,и прекрасный”,он являет твердость и ласковость всех языков:от итальянского,французского до немецкого, но он обладает такой мощью лексики от “матери” и от “отца”, которой не обладает никакой другой язык в мире. Эта удивительно душистая помесь существительных,прилагательных и глаголов вместе,то-есть пред-метов,их качеств и действий в одном лице есть язык,почему-то понимаемый скотиной. Наверное,от страха за свою собственную жизнь. Которая коротка.

Эта душистая лексика страха и скотского содержания в стенах семинарских классов, спален и даже самой святыни, пахнущей постной кашей и несвежей жареной рыбой,-семи-нарской столовой, не говоря уже о храме, где запах ладана смешивался с самой бедностью в ее неприкрытом виде, прони-зывала весь смысл содержания семинариста.

Старшие дежурные, старшие спальные…,старшие над млад-шими, учащие на учащимися –сложная иерархия внтурисеми-нарских отношений заключалась в подсматривании, подслуши-вании,слежке гласной и негласной. Эта была система, унаследо-ванная от старой бурсы и смягченная успехами цивилизации русского языка на литературном поприще.

Существовала как бы забота о подрастающем поколении бу-дущих священослужителей. И как бы такой заботы и не сущест-вовало. Существовали как бы благие намерения. И как бы эти благие намерения рассыпались впрах от совместного бессилия преодолеть трудности жизни текущего момента, который всегда оставался быстро текущим, никогда не останавливался,но в своей занудности, бестолковости и беспринципности делать “хорошо”, а получается всегда почему-то “плохо”, все эти благие намерения и составляли смысл безалаберной жизни семинарии. То-есть от-сутствие смысла пребывания в ней.

Хотя смысл-то на самом деле был. В результате окончания такой семинарии и получения через шесть лет, по окончании бо-гословского курса, новых возможностей в жизни.

Шагание по лестнице жизни…По ступеням должностей,кото-рые, хотя и редко, но открывались перед убогим сословием из деревень и весей. И многие находили в этом свое призвание. Многие, но не Коба. У этого был свой мир ценностей, возни-кавших в его зрении в форме действий и представлений, в которых учеба уже не являлась чем-то необходимым и само собой разумеющимся. Чем проще и яснее, тем лучше и дальше. Чем дальше, тем проще. Чем проще, тем ближе к правде. А “правда” выписывадась в его сердце как русский колобок. Но, который и от лисицы уйдет. И в воде не утонет. И в огне не сгорит.