Мальчик, птица и гробовщик

Клара говорила так громко, что священник даже прервал молитву и посмотрел, что происходит. Заметив сестер Финестра, он тихо вздохнул, проговорил про себя: «Упаси меня, Боже, от их злых языков» и продолжил службу.

– Должно быть, он умирает, – сказала Роза. – Причем быстро. Похоже, позапрошлой ночью он торопился.

– Но от чего?

– Может, от туберкулеза? Как наша кузина.

– Или от нефрита, – пробормотала Клара. – Как наша другая кузина. Это было так ужасно, помнишь? Все ее тело раздулось…

– …вот и у мэра так же, – быстро подметила Роза. – Он раздувается уже сорок лет.

– А потом вся эта кровь, – продолжала Клара. – Помнишь то месиво на ковре?

– Помню ли я? – воскликнула Роза. – Да я все это отчищала, и там была не только кровь…

К счастью, остальное Альберто не расслышал. Ветер сменил направление и унес их слова за море. Он ненавидел сплетни, но сестры Финестра, по крайней мере, болтали не о мисс Бонито. Они говорили злые слова в адрес мужчин, но когда дело касалось женщин, особенно молодых, с их языков буквально сочился яд.

Когда служба закончилась и мисс Бонито была похоронена, Альберто направился домой. Его ждала работа. Впервые за тридцать лет он остался без собственного гроба и чувствовал себя так, словно лишился одежды.

Мисс Бонито больше не было в живых, но жизнь в Аллоре продолжалась. Энцо по-прежнему каждое утро выпекал хлеб, мэр ежедневно издавал указы, а сестры Финестра каждый вечер сплетничали.

Люди продолжали жить и умирать по единожды заведенному порядку. Альберто целыми днями сколачивал гробы для вновь почивших, а по вечерам делал собственный. Несмотря на огромное количество гробов, прошедших через его руки, Альберто никогда не забывал имена людей, которых положил в них. Теперь к этому списку добавилась мисс Бонито: правда, она выделялась тем, что он не знал ее имени. Альберто старался вспоминать о ней чаще, так как боялся, что больше о ней думать совершенно некому, но шли недели, и его мысли переключались на другое.

За каждым изготовленным гробом следовали похороны, на которых он неизменно присутствовал. За последние тридцать лет Альберто не пропустил ни одних. Возвращаясь с очередных похорон (Адамо Тотти, клен, 85 × 25 дюймов), он впервые заметил, что в доме что-то пропало.

Первым, чего лишился Альберто, был его обед: сэндвич с соленой ветчиной и сыром. Потом, через несколько вечеров, исчез его ужин: миска рагу и два кусочка хлеба с маслом. И теперь каждый раз по возвращении домой он стал обнаруживать новую пропажу.

Поначалу воришка брал только то, что Альберто оставлял на кухонном столе. Но потом он стал таскать продукты из шкафов: баночки с чатни[2], маринованные яйца и двух белых рыб, которых Альберто подобрал у своего крыльца.

Но вместо пропадающей еды появлялось что-то новое. Альберто начал чувствовать перемены в доме, а точнее чье-то присутствие. Он никогда не был суеверным человеком (Альберто был гробовщиком и просто не мог себе этого позволить), но теперь за работой он не мог избавиться от ощущения, что за ним наблюдают. И это были не глаза мертвых, глядящие вверх невидящим взором, а глаза живых, которые смотрели повсюду и все замечали.

Целых три недели Альберто мирился с исчезающей едой и этими глазами, исподтишка наблюдавшими за ним, но когда пропали целая буханка свежего хлеба и полголовки любимого сыра, его терпение кончилось. Он придумал план, как поймать воришку.

Рано утром Альберто притворился, что собирается на похороны. Его план был прост. Он должен был дойти до кладбища и тут же вернуться обратно. На это ушло бы десять минут – достаточно, чтобы выманить воришку из укрытия, но недостаточно, чтобы тот успел прикончить миску дымящейся каши на кухне.

Но не успел Альберто закрыть входную дверь, как дела приняли иной оборот.

– Гробовщик! Гробовщик! – долетел до него запыхавшийся голос с мощеной дорожки.

Альберто обернулся и увидел потное лицо мэра, который, пыхтя и отдуваясь, поднимался по холму.

– Как… хорошо… что я… тебя… застал. – Он остановился у входной двери Альберто.

– Чем могу помочь, господин мэр? – поинтересовался Альберто, пытаясь скрыть раздражение.

– А не могли бы мы… э-э-э… зайти внутрь? – все еще тяжело дыша, спросил мэр.

– Вообще-то, я как раз ухожу.

– А… – Лицо мэра вытянулось. – Я просто принес размеры, о которых ты просил. – Не спуская глаз с дома сестер Финестра, он достал из кармана сложенный лист бумаги и протянул его гробовщику.

– Отлично, – сказал Альберто. – Теперь я смогу заказать древесину. Скорее всего, придется подождать. Золотой дуб оч…

– Тсс, – зашикал мэр. – Я не хочу, чтобы об этом знал весь город. – Он снова поглядел на дом сестер.

– Да-да, конечно. Прошу прощения. – И без лишних слов Альберто сунул записку в карман. Он распрощался с мэром и немного прошелся в сторону кладбища. Затем развернулся и поспешил обратно. Подойдя к входной двери, он бесшумно вставил ключ в замочную скважину и открыл дверь.