Мальчик. Рассказы о детстве

Под вечер мы наконец добирались до конечного пункта нашего путешествия – острова Хьёме. Вот куда нас всегда привозила мама. Как она отыскала этот остров, бог весть, но для нас это было прекраснейшее место на свете. В двухстах ярдах от пристани стоял простой деревянный дом, выкрашенный белой краской, – обычная гостиница, и к ней вела обычная узкая грунтовка. Хозяева гостиницы, пожилая пара, муж и жена, – до сих пор помню их лица, – встречали нас каждый год как старых друзей. Всё в этой гостинице, кроме столовой, было скромно и непритязательно. Стены, пол и потолок в наших комнатах были обшиты простыми нелакированными сосновыми досками. В углу стоял тазик с холодной водой и кувшин. Уборные были устроены в шатких деревянных кабинках позади гостиницы, в каждой кабинке – деревянное сиденье с круглой дырой. Садишься над дырой, делаешь своё дело, и оно падает в яму футов десять глубиной. Можно было заглянуть в эту яму и увидеть, как на дне, во мраке, шныряют крысы. Нас это совершенно не беспокоило.

Лучшей трапезой в нашей гостинице был завтрак. Блюда расставлялись на огромном столе посреди столовой, и можно было подходить и накладывать себе кто что хочет. Блюд было не менее пятидесяти. Между ними стояли большие кувшины с молоком – все норвежские дети за едой всегда пьют молоко. Были тарелки с холодной говядиной, телятиной и свининой. Было заливное из скумбрии, и маринованная селёдка, и селёдка пряного посола, и сардины, и копчёные угри, и икра трески. И глубокая миска, доверху наполненная горячими варёными яйцами. И холодный омлет с ветчиной, и холодная курица, и горячий кофе для взрослых, и горячие хрустящие только что испечённые рогалики – мы намазывали их маслом и клюквенным вареньем. И ещё был абрикосовый компот и пять-шесть сыров, включая, конечно же, гейтост, сладковатый и коричневатый норвежский козий сыр, без которого в этой стране вообще, кажется, никто не садится за стол.

После завтрака мы брали свои купальные принадлежности и вдесятером залезали в лодку.

В Норвегии у каждого есть какая-нибудь лодка. Там не принято сидеть на скамейках перед гостиницей. И на пляжах тоже не принято сидеть, тем более что их нет, пляжей. Сначала у нас была только лодка с вёслами, зато какая! Мы все в неё прекрасно помещались, и ещё оставалось место для двух гребцов. Мама бралась за одну пару вёсел, мой дядя-брат (ему было около восемнадцати) за другую, и мы отчаливали от берега.

Я, Альфхильда и Элси. Норвегия, 1924

Гребли они слаженно и со знанием дела, вёсла мерно поскрипывали в деревянных уключинах – клик-клик, клик-клик, – и так сорок минут без передышки. Остальные сидели, свесив одну руку за борт, пропускали прозрачные упругие струи между растопыренными пальцами и высматривали медуз. Лодка скользила по воде и проскакивала между скалистыми островками, направляясь, как всегда, к нашему секретному месту, песчаной полоске на одном из дальних островков, – об этой полоске знали только мы, больше никто. Нам нужно было как раз такое место, где мы могли бы играть и плескаться, потому что самой младшей моей сестре был тогда всего год, средней – три, а мне – четыре. Такие места, где скалы, скалы, а потом сразу глубоко, нам не годились.

Каждый день летних каникул, несколько лет подряд, мы выбирались на этот крошечный секретный песчаный пляжик на крошечном секретном островке и проводили там по три-четыре часа. Мы барахтались у берега или в каменных ванночках, заполненных водой, и поджаривались на солнце.

Потом, когда мы все немного подросли и научились плавать, наш распорядок дня поменялся. К тому времени мама уже приобрела небольшую моторную лодку – белую, дощатую и из-за низкой осадки не очень пригодную для морских прогулок. У неё был страшно капризный одноцилиндровый мотор, с которым умел управляться только наш дядя-брат. Чтобы его завести, брат каждый раз выворачивал свечу, подливал в цилиндр бензин, потом долго-долго крутил ручку, и только тогда – если повезёт – эта штука начинала что-то буркать, кашлять и в конце концов заводилась.

К тому времени, когда у нас появилась эта моторка, моей младшей сестре было четыре, мне семь, и все мы уже умели плавать. Новая лодка давала нам новые увлекательные возможности: теперь мы могли совершать настоящие путешествия и каждый день отыскивать новые островки, благо во фьорде их были сотни. Среди них встречались совсем маленькие, ярдов тридцать в длину, но были и большие, в полмили, – выбирай любой. Высадившись из лодки, мы всякий раз сначала исследовали новый остров, а потом уже бежали купаться и прыгать со скал в воду. Кое-где среди камней торчали остовы брошенных лодок, иногда нам попадались большие белые кости (не человеческие ли?) или заросли малины, или скалистый берег был сплошь облеплен мидиями. А на некоторых островках жили косматые длинношёрстные козы или даже овцы.