Мальчик с Антильских островов

В полдень она возвращается, нагруженная еще большим количеством апельсинов, чем сама подарила, и уже не выходит из дома.

В этот день она почти не разговаривает. Не ведет бесед сама с собой.

С особым старанием приготовляет она наш праздничный обед.

Мы обедаем позже, чем обычно, и после обеда она ложится на постель и закуривает трубочку, дым от которой распространяет по комнате ощущение спокойного благополучия, постепенно рассеивая мою утреннюю печаль.

А в этот Новый год мать оставила меня в квартале Святой Терезы.

Она бы с удовольствием отправила меня к маме Тине, несмотря на плохие отметки, если бы у нее были деньги.

— Мне надо купить тебе новые сандалии, заплатить за учение. Придется тебе послать маме Тине поздравительную открытку, — сказала она.

Пришлось мне смириться с этим.

Мой второй триместр в лицее отличался от первого. Я начал делать успехи. Лучше учил уроки, стал увереннее в себе. Я расшевелился. Учителя стали чаще меня спрашивать.

И я подружился с одним мальчиком.

Мы сидели рядом почти на всех уроках. Его звали Бусси́, Кристиа́н Бусси.

Однажды он предложил мне поиграть вместе на перемене. Я согласился. Но игра показалась мне неинтересной. Я привык скакать по траве, и мне не нравилось бегать по тесному мощеному двору.

Теперь на всех переменах мы гуляем по двору и разговариваем.

Бусси «познакомил» меня со всем персоналом лицея. Он всех знает, ему известно прозвище каждого, начиная от Зародыша — начальника, кончая Виолончелью — слугой в столовой. Меня это забавляет от души, но сам я ни за что бы не решился дать прозвище учителю или надзирателю.

Кроме игр, на перемене у учеников лицея есть еще одно развлечение: покупать у привратницы пирожные.

Пять раз в день лицеисты бросаются к окошку, где привратница выставляет свои пирожные, потом разбредаются по двору, с аппетитом уплетая длинные пряники с вареньем.

Пять раз в день я принужден наблюдать это представление, не участвуя в нем. Я стою в стороне, и вид пирожных, которыми лакомятся остальные ученики, вызывает у меня горячую зависть. По утрам только зависть: в этот момент мне хочется сладкого, как всем другим. Но вечером во время большой перемены меня гложет настоящий голод, который усиливается при виде веселой толпы, объедающейся пирожными. Мне становится все хуже, и скоро я уже ощущаю не только пустоту в желудке, но и тяжесть в голове. Я нахожусь словно в кошмаре, все словно сговорились разжигать мой голод.

И я начинаю надуваться водой из-под крана, пытаюсь залить голод водой. Я прячусь в толпе, хочу скрыться от Бусси. Я не в силах разговаривать. Мне так трудно притворяться равнодушным к еде. Но Бусси удалось меня разыскать. Он меня видит: мне некуда деться. Он подходит, держа в руках полбатона золотистого белого хлеба, мякоть которого разрезана пополам и начинена печеными яйцами.

Бутерброд в его руках приводит меня в трепет. Он ужасает меня.

Но Бусси хороший товарищ. Видя, что я ничего не ем, он протягивает мне свой хлеб.

— Отломи половину.

— Нет, — говорю я, — спасибо.

— Давай поделим его пополам.

Он сует мне свой хлеб. Золотистый белый хлеб, поджаристый, начиненный яйцами, до одурения вкусно пахнущий.

Но нет, я продолжаю отказываться с небрежным видом, ибо его настойчивость разбудила во мне гордость — я не хочу жалости этого мальчика! — мой голод разом испарился. Но он сам делит бутерброд и протягивает мне большой ломоть:

— Да ну же, не ломайся, бери!

Я закладываю руки за спину и с улыбкой качаю головой.

Тогда, чтобы покончить с этим, Бусси пожимает плечами, откусывает большой кусок хлеба, и мы начинаем говорить о другом.

Мы шагаем по двору. Это помогает мне выдерживать жестокую борьбу с самим собой.

Кристиан Бусси жует на ходу.

Через некоторое время, прервав разговор, он говорит мне:

— Ты не захотел помочь мне съесть мой бутерброд, а я больше не могу. Мама всегда дает мне слишком много еды с собой.

Он показывает мне недоеденный хлеб, с отвращением бросает его и на лету подкидывает ногой, как футбольный мяч, так что бутерброд отлетает в дальний угол двора.

И я еще нахожу в себе силы казаться невозмутимым и улыбаться, как бы восхищаясь ловкостью, с какой он «дал пинка» бутерброду.

Теперь я борюсь уже не с голодом, а с неудержимым желанием дать пинка Бусси. Его поступок отдается во мне, как будто бы это меня он отшвырнул ногой в угол двора или какого-нибудь беззащитного малыша.

В довершение всего Кристиан достает из кармана брюк свой красивый кошелек и, сказав «извини меня», бежит к окну привратницы. Он возвращается, на ходу уплетая кусок пирога. На этот раз он избавляет себя от напрасного труда и не предлагает поделиться со мной. Он возобновляет нашу беседу, которая продолжается до самого конца перемены.

Перед началом урока мы бежим в уборную, потом к водопроводу. Бусси — чтобы вымыть руки, я — чтобы в последний раз наполнить желудок водой.

МНЕ ОТКРЫВАЕТСЯ НОВЫЙ МИР

На следующие каникулы — пасхальные — я опять не поехал в Петибург. Все по той же причине. Но мои отметки за второй триместр были значительно лучше. Моя мать была счастлива.