Ана не отрывала взгляда от сидевшей перед ней женщины. Примерно её лет, такая же высокая, статная. Разве что на лицо чуть полнее, да и оно такое же бледное, как её собственное, и тоже говорит о боли и страданиях. Одета на городскую руку, но просто. И вообще она казалась простой и душевной. У Аны не укладывалось в голове, что эта женщина шесть лет растила её сына и сейчас ещё Янко с ней и всё ещё зовёт её мамой. Приготовленные для неё резкие слова застряли в горле. Нет, она не обидит ее незаслуженными упрёками, которые в последние месяцы накопились в её сердце против женщины, о которой она решительно ничего не знала.
И госпожа Грот с недоумением смотрела на Ану, так не похожую на тёмную крестьянку. Тоска по мужу и сыну оставила на её ещё свежем и таком милом лице неизгладимый след. И какие у неё серьёзные, но добрые глаза! Вместо враждебности и проклятия в них затаилась грусть и желание понять, что значит для матери её единственное дитя.
Обе сосредоточенно молчали, изучая друг друга и как бы испытывая себя. И одновременно опустили глаза.
Доктор Мравляк нарушил молчание:
— Давайте поговорим по душам!
Ана подняла глаза:
— Пусть госпожа Грот сначала скажет, как живёт Янко.
Доктор Мравляк перевёл её просьбу.
Госпожа Грот открыла сумочку, вынула из неё пачку больших и маленьких фотографий и положила их перед Аной.
— Вот как он рос с того дня, как пришёл в наш дом!
Ана жадно схватила фотографии.
— Такой вот он был, когда его отняли! — пробормотала она, беря верхнюю фотографию. — Да, точно такой!
Влажными от слёз глазами смотрела она фотографию за фотографией.
— Вы о нём и вправду хорошо заботились. Видно, что кормили досыта и одевали хорошо, и всё равно плохо ему было без отца с матерью, на чужой-то стороне. А как изболелась моя душа! — Взяв очередной снимок, Ана вдруг улыбнулась счастливой улыбкой: — Какой мальчик! — Глаза её наполнились слезами. — Первый раз в школе! В немецкой школе. А дома его ждала учительница Зинка, чтоб научить нашему языку. Посмотрите, доктор Мравляк, как радостно идёт он в школу, как смеётся! Не знает, как мы с бабушкой ждали его…
Ана рассматривала фотографии. Каждая пробуждала в ней новую мысль, новое воспоминание, горше предыдущего.
Доктор Мравляк по мере необходимости переводил отдельные её фразы. Госпожа Грот, впрочем, и без его посредничества понимала смысл Аниных слов.
И ей было тяжело.
Перед уходом вышла ссора с мужем.
— Никаких встреч! — гаркнул Грот, увидев, как она собирается. — Дело решит суд, и кончено!
— Мы же обещали, — возразила госпожа Грот.
Однако привело её сюда не только данное обещание. В глубине души она надеялась, что сумеет уговорить мать оставить мальчика ей ради его же блага. Но едва взглянув на неё, она почувствовала, что никакие слова и доводы здесь не помогут, и потому безмолвно смотрела на фотографии, пробуждавшие в ней воспоминания о минувших годах, когда ей тоже было очень трудно. И, конечно, было бы ещё труднее, если б их не скрашивала её любовь к Курту и любовь Курта к ней.
Ана держала в руках две последние фотографии.
— Какой удалец! — проговорила она, глотая слёзы. — Ловренц обещал в первое же воскресенье взять его с собой на охоту. На Слемене он не заскучает.
— Сударыня, — сказала госпожа Грот, когда Ана положила на стол последний снимок, — у вас не сохранилась фотография, где он совсем маленький?
Ана вынула из сумки две выцветшие карточки и молча протянула их госпоже Грот.
— Какой прелестный бутуз! — изумлённо воскликнула та. — Теперь я вас понимаю. Такого ребёнка не забудешь. — Глаза её увлажнились. — Впрочем, той, что из ребёнка вырастила мальчика, тоже не забыть его.
— Вы действительно не знали, что мать его жива? — спросил доктор Мравляк, когда умолкли обе матери.
— Я уже вам говорила — до недавнего времени я была уверена, что Курт круглый сирота.
— Теперь вы видите, как обстоит дело, — сказал доктор Мравляк, направляя разговор в нужное русло. — Знаете, что мальчик ещё помнит дом и мать, и, несомненно, допускаете, что в нём рано или поздно проснётся желание увидеть свою мать и свою родину. Так можете ли вы после этого требовать чужого ребёнка? — Доктор Мравляк немного помолчал и заговорил ещё решительнее: — Суд может вынести справедливое определение, может отменить первоначальное решение. И всё же с вашей стороны было б куда честнее и человечнее, если б вы сами, не дожидаясь процесса, добровольно передали мальчика его родной матери.
Ана, знавшая, о чём говорил доктор Мравляк, подняла глаза на госпожу Грот. Глаза её светились верой в свою правоту, и вместе с тем в них тлела надежда, что женщина, столько лет растившая её сына, поступит так, как поступила б на ее месте справедливая мать.
Госпожа Грот время от времени посматривала на Ану. Её глаза говорили о смятении, о тяжёлой внутренней борьбе.