Мальчик с голубыми глазами

Впрочем, Найджелу было плевать на гнев матери; всякую кару он воспринимал как извиняющий предлог для того, чтобы лишний раз потом выместить на ком-нибудь свою злобу. Если его били, он становился только злее. Если его отправляли в постель без ужина, он потом насильно заставлял одного из братьев есть зубную пасту, или землю, или пауков, которых старательно собирал на чердаке и специально приберегал для подобного случая.

Брендан, который всегда был самым осторожным из них, все это принимал как должное. Возможно, он вообще был гораздо умнее, чем казался, и просто боялся возмездия. Он отличался невероятной плаксивостью, и если Найджел или Бен получали от матери взбучку, он плакал горше, чем они оба, вместе взятые; хотя для Бена он, по крайней мере, никакой угрозы не представлял, а порой даже делился с ним сластями — когда точно знал, что Найджела на горизонте нет.

Сладкое Брендан обожал, поедал его в немыслимых количествах. И это уже начинало сказываться: белый мягкий живот валиком нависал у него над ремнем коричневых, как ослиная шкура, вельветовых штанов, а грудь была выпуклой, как у девчонки, и заметной даже под мешковатыми коричневыми джемперами. Вообще-то они вместе с Беном вполне могли выстоять против Найджела, но у Брендана никогда не хватило бы на это силы духа. Так что Бену пришлось самому о себе заботиться, и чаще всего он сразу убегал, завидев поблизости старшего брата в черном.

Все вокруг менялось, и Голубоглазый постепенно менялся и взрослел. С раннего детства он имел склонность к головным болям, и теперь страдал от мигреней, начинавшихся обычно с ослепительно ярких, зловещих вспышек света перед глазами. Затем возникали различные вкусовые и обонятельные ощущения, гораздо более сильные, чем прежде, и почти всегда на редкость неприятные: запах тухлых яиц, или креозота, или липкая вонь проклятого витаминного напитка. Потом подступала тошнота, а боль становилась такой невыносимой, что прямо-таки придавливала его к земле, словно хороня заживо.

Во время этих приступов он не мог ни спать, ни думать, не мог как следует сосредоточиться на уроке в школе. Там ему приходилось особенно тяжело. Мало того, к этим приступам прибавилось еще и самое настоящее заикание, хотя и без того его речь всегда была неуверенной. Голубоглазый знал, в чем тут дело. Его дар — его необычайная чувствительность — теперь превратился в яд, медленно распространявшийся по организму; под постоянным воздействием этого яда он постепенно превращался из здорового, нормального мальчика в нечто такое, чему даже родная мать с трудом могла посочувствовать.

Она приглашала доктора, который сначала объяснил его головные боли периодом слишком быстрого роста, а потом стрессом, поскольку боли не только не исчезли, но и упорно становились все более мучительными.

— Стресс? С чего бы ему стресс-то испытывать? — в недоумении воскликнула мать.

Молчание сына раздражало ее даже больше его головных болей, и в итоге она устроила ему несколько весьма неприятных допросов с пристрастием, после которых он каждый раз чувствовал себя и вовсе из рук вон плохо. Вскоре он научился не жаловаться и притворяться, что с ним все в порядке, даже если его тошнило, даже если он чуть не терял сознание.

В качестве самозащиты он выработал свою систему борьбы с проблемами. Запомнил, какое лекарство надо украсть из материного буфета. Научился подавлять различные фантомные ощущения, бормоча всякие «магические» слова и вызывая особые образы. Знания об этих словах и предметах он почерпнул в книгах доктора Пикока и в его старинных картах. Ну и конечно, в самых темных, потайных уголках собственной души…

Мечты его чаще всего были окрашены в синие тона. Синий — цвет самообладания; для Голубоглазого он всегда ассоциировался с силой и энергией вроде электричества. Он научился мысленно представлять себе, что заключен в раковину обжигающе синего, ультрамаринового цвета, неприкосновенную, непроницаемую, неуязвимую. Там, в этой синей раковине, ему ничто не угрожало, там он мог полностью восстановиться. Синий — цвет безопасности. Синий — цвет безмятежности. Синий — цвет убийства. Свои мечты он записывал в ту же Синюю книгу, на страницах которой хранились и все его вымышленные истории.

Но помимо фантазий есть и иные способы борьбы с подростковыми стрессами. Нужна лишь подходящая жертва, желательно неспособная дать сдачи, козел отпущения, который возьмет на себя вину за то, что ты пострадал.

Первыми жертвами Бенджамина стали осы. Он ненавидел их с тех пор, как однажды оса ужалила его в рот, когда он выпил кока-колу из полупустой банки, оставленной без присмотра на летнем солнцепеке. С тех пор он считал ос виновными во всех неприятностях. Он мстил им, устраивая ловушки — банки, до половины заполненные сладкой водой, — а потом протыкал каждое насекомое иглой и с наслаждением наблюдал, как оса перед неизбежной смертью борется, пытаясь освободиться, и то высовывает, то втягивает свое бледное жало и извивается всем телом, заключенным в жесткий корсет, точно самая крошечная в мире танцовщица у шеста.