Мальчик с татуировкой бабочки

У соседа выдался исключительно тяжелый день. Уверенный в своей правоте, он тотчас из института пошел жаловаться в приход. По дороге он воображал, как его восстановят и даже повысят до завкафедрой, а ирода, что занимает сейчас эту должность, сошлют к раскольникам на перевоспитание. Слова настоятеля сразили его, как молния Господня: поделом ему за неуважение к церкви, ибо негоже утолять голод во время дневной службы прямо в храме, как он делает ежедневно. Пфанне так и осел под тяжестью открывшегося ему заблуждения: оказывается, церковная обедня вовсе не для обеда. Обвинения священника подействовали гораздо сильнее Трудового кодекса. Неведомо, как выдержал его рассудок, но Пфанне собрался с духом и пошел другим путем. Второй раз его душевное равновесие подверглось испытанию, когда он узнал, что в нашем православном государстве бюрократия сильнее церкви. Кляузы, написанные во многие инстанции, вызвали только череду проверок деятельности руководства кафедры, департамента и института и так запутали ситуацию, что вопрос об увольнении и выселении Пфанне затянулся надолго.

Глава 2. Густавсон, который обязательно вернется

Похоже, что всю жизнь проживешь вот так, без собаки…

А. Линдгрен, «Малыш и Карлсон»

Наступил Новый год, и я, как следовало ожидать, не получил ни одного поздравления. Если разобраться в ситуации, то это довольно естественно. Только тот, кто не занят приготовлениями к празднику и общением с гостями, может сидеть хоть всю ночь в интернете и рассылать открытки. Со временем, когда все вокруг обзаводятся семьями, друзья отодвигаются на второй план. Ты проводишь с ними все меньше времени, все реже пишешь им, так что спустя несколько лет даже не знаешь, что у них спросить кроме «как дела?». Тогда друзья становятся чем-то вроде запасного варианта на крайний случай: как последняя сигарета для бросившего курить, которой он не спешит воспользоваться, но хранит на память.

Так что по своей новой традиции в праздничную ночь я смотрел фильмы о Гарри Поттере, опустошая бутылку сухого белого в одиночку. Никаких тебе оливье и курантов. Красота. Если бы не фейерверки и вопли за окном, могло бы показаться, что я уже в раю. Как я к этому пришел? Дайте подумать. В детстве мама пеняла мне, мол, почему ты подо всех подстраиваешься, почему у тебя нет своего мнения, где твоя гордость? А я сидел и думал: а что такое эта гордость? Ни разу не видел, чтобы отец сказал матери хоть слово поперек. Почему-то, когда я собирался с силами и решался показать свою гордость, вечно получалась какая-то ерунда.

Вот, например, пошли мы с другом на озеро плавать. Он скинул одежду, наказал мне ее сторожить, а сам нырнул и поплыл брассом, изящно и красиво виляя плечами, как красотка на подиуме – бедрами. Я смотрел на него с восхищением, пока он не уплыл и не скрылся надолго в толпе купающихся. Был солнечный день середины лета, блики резвились на водной ряби и слепили глаза. Я скинул кроссовки, закатал брюки до колен и немного потоптался по мокрому песку, перекатывая теплые песчаные валики пальцами ног. У самого берега шмыгали водомерки. Сверкая глянцевыми глазищами, над поверхностью воды стремительно пролетела стрекоза. Рядом парочка заскакивала в деревянную лодку, намереваясь получить солнечный удар на романтической прогулке по воде. А я чуть не умирал от горя, представляя, как мой друг весело барахтается со своими знакомыми, оставив мне тоскливую и унизительную роль сторожа вещей. Вот тогда я решился на невероятно крутой и гордый поступок: я встал и ушел.

Местность была открытая, так что когда он вернулся, то быстро увидел, как я вышагиваю по солнцепеку с высоко поднятой головой. Сначала он шел следом и бранил меня, но увидев, что я упрямо не обращаю на него внимания, дернул за руку и остановился вместе со мной. Виновато опустил взгляд и тут же радостно вскричал: «Матти, смотри, тут дикая клубника растет!» Он сел и принялся уминать ягоды, росшие чуть ли не под моими ногами. «Матти, давай это будет наше секретное клубничное поле!» Вот такая вышла ерунда. Так что со временем я понял: единственное, что я могу сделать, – это послать все и оставаться в гордом одиночестве.

***