Мальчик-убийца (СИ)

— А то ведь порожняк пока что ты гонишь. Здесь разборка идет и пока что никто ни на кого не наезжает. Кроме тебя. И мазу за Фиксу держать не надо — он уже жмур, и лепить дело никто тут не будет. Фикса не фраер безответный, но раз накосячил — надо не базлать попусту, а базар держать[40]. И жиган, бывает, барахлит, и благородный вор может стать рогомётом[41]. Для этого и поставлен смотрящий, здесь Хромой у нас — басило и нечего брать тут на ры-ры[42], ты понял, Бешеный?

Король Стир смотрел на Аркашу-Запорожского в упор. Абрам Соломонович не зря имел такое погоняло — он действительно был одним из лучших шпилевых Союза. Игра по шансу, то есть, без крапленых стир[43] и шулерских прихватов, у него была просто произведением искусства, причем, даже когда он таки получал срок и чалился на зонах, то никогда не брал в руки ничего тяжелее карт. При этом всегда числился в какой-то шарашке и перевыполнял все нормы, как передовик производства.

Аркадий Елисеев, он же Аркаша-Бешенный был его, так сказать, коллегой — тоже катала, но более низкого ранга, игрок, который играл только на верняк или на глаз[44]. То есть, используя крапленые карты или другие приемы опытного шулера. Играть без кляуз[45], то есть, пользуясь только умением и памятью, Бешенный не рисковал и всегда работал с литеркой[46] — была у него собственная команда, помогавшая загонять лохов в игру. А Король Стир был единоличником[47] и запросто мог пойти на лобовую с любым каталой. И не было в Союзе никого, кто бы его смог раздеть. Поэтому Абрам Соломонович имел презрение к Аркаше и считал того латаным босяком, способным заминехать[48] высокое искусство шпилевого. И при любом раскладе Король Стир всегда был готов дать обратку Бешенному, тем более, что его ранг в воровской среде был неизмеримо выше.

И Аркадий это понял.

— Ты, Аркаша, присаживайся, не пыли зря, — поддержал своего альтер эго Михаил Мордухович Израилов по кличке Марафон. — Мазу здесь тебе держать еще рано, а мазу тянуть[49] за Фиксу безпонтово, потому как Фикса уже жмур. А то так недолго и в анархисты[50] угодить…

Это был уже действительно серьезный намек. Бешеный понял, что рано решил сыграть свою игру и увял. Если на разборке Сионисты уже ему начнут предъявлять, то верх будет за ними при любом раскладе.

Все посмотрели на смотрящего. Хромой выдержал паузу.

— Да, Марафон прав — спросить уже не с кого. Медведь на больничке и маляву переслать не смог. Но цинус не в том, что Фиксу на скоке вальнули — цинус в том, кто вальнул. И вальнул его какой-то шкет, пионэр. Фикса стал чертогоном[51] не потому, что он бельмондо какой — так масть легла. Этот фраерок малолетний какой-то мутный. Мне цинканули из аквариума, как там все было, и потом барбос[52] один подтвердил. И расклад там такой…

Хромой очень коротко рассказал о событиях в той злосчастной для воровского сообщества Днепропетровска сберкассе. И пока он говорил, лица у троих — Бешенного, Алмаза и Берчика — вытянулись и выглядели так, будто это им только что шкет надавал по рогам и опустил прямо в той сберкассе. Потому что в рассказанное Хромым верилось с трудом. А самое главное — этот случай был фактически бесчестьем для воров. Ведь какой-то мальчишка прижмурил авторитетного вора, как какого-то котенка. Причем, не только Фиксу — его пристяжного амбала и тоже блатного Медведя. И вот в это вообще не верилось! Но — не принять на веру слова смотрящего было равносильно брошенному ему вызову. За такие слова можно было сразу получить по ушам[53].

Обсуждения были бурными. Конечно, все, что рассказал Хромой, было настолько из ряда вон, что как поступать в данном случае, никто не представлял. За убийство вора в законе на зоне, конечно же, полагалась смерть. Если же вора убил фраер, да еще и на воле, то такое не прощалось. Конечно, это выносилось на толковище[54], но сходняк, конечно, не созывали, все решалось на уровне смотрящего. Да и то — вначале разбирали ситуацию, ибо один из главных воровских законов гласил — никому не дано отбирать жизнь у человека без веской на то причины. Каждый вор это знал и поэтому причина «зажмурить» должна была быть весомой. Здесь же случай был из ряда вон — вора убил подросток. И смотрящий по Днепру попал впросак — не отреагировать на такой факт означало потерять лицо и, значит, положение. Отреагировать — значит, наказать убийцу вора. То есть, ребенка. То же самое — потерять лицо. Получается, куда ни кинь — всюду клин.

Такое западло прилетело к Хромому впервые.

Но на то он и был смотрящим, что умел выкручиваться из, казалось бы, безвыходных ситуаций. Поэтому подвел итог.