Вошел еще один охранник. Все они несостоявшиеся полицейские. Из тех, кто не смог поступить в школу полиции, но имел потребность властвовать. Спустя почти шесть лет, проведенных на улицах Осло, Кевин был знаком с большинством из них. В торговых центрах. На парковках. На лестничных клетках. Они были повсюду, где было тепло, где была крыша над головой.
– В полиции полный треш, что-то случилось, никто не может приехать, – сказал второй охранник первому.
– Господи, но мы должны заявить об этом, – сказала фрекен Растрата и сложила руки на груди.
– Что за хрень?
Второй охранник высунул голову в дверной проем и выпучил глаза.
– Твою же мать.
– Трамвай сбил кого-то.
И сразу неразбериха. Кевин тут же оказался между первым и вторым охранниками, прилипнув лицом к окну, за которым на земле лежал пожилой мужчина. И вот он, момент, когда люди не знают, что именно нужно делать. Это не прописано в правилах. Ты идешь по улице. В своих мыслях. И вдруг удар. Перед тобой лежит и умирает человек. Кто-то падает в обморок. Кто-то хватается друг за друга. Кто-то плачет. Кто-то звонит в скорую. Кто-то достает телефон и снимает все на видео. Кто-то пытается помочь. Кладет руки на грудь пострадавшего. Делает ему искусственное дыхание. Пытается остановить кровотечение. Кевин ничего из этого не делал. Он спокойно вернулся в подсобку. Сунул оставшиеся десять тысяч в карман.
И помчался в сторону центра.
56
Хеге Аните было всего семь лет, но она понимала намного больше, чем думали взрослые. Например, Организация по охране детства – опасные люди. Они отнимают маленьких девочек у мам. Когда они приходят, нужно быть тихой, как мышка, и не открывать дверь, сколько бы раз они ни звонили. Если становится слишком страшно, а такое иногда случается, нужно заткнуть уши и думать о чем-нибудь хорошем. Например, о белом котике, обычно гулявшем на игровой площадке перед домом. Или можно спеть про себя песенку. Может быть, «Все птицы» или «Сидит в сарае домовой», хотя до Рождества еще далеко, и они поедут к бабушке, правда, мама и в прошлый раз так говорила, но ничего из этого не вышло.
Учитель опять задержал ее после школы сегодня. Он снова расспрашивал ее, но Хеге Анита выучила, что и как нужно отвечать, и на этот раз, к счастью, все обошлось. Учителя звали Туре, и у него была какая-то болезнь: волосы росли только за ушами, а на голове нет, но он очень классный. Хеге Аните не нравилось врать, но нельзя всегда получать только то, что хочешь, это она хорошо знала, нужно всего лишь пережить это.
«Можешь передать маме, что мы бы очень хотели поговорить с ней?»
Кивать, мило улыбаться и соглашаться.
«Понимаешь, она ни разу не была на родительских собраниях и не берет трубку».
Снова кивнуть, почесать ногу, подумать о чем-нибудь еще, может быть, о других детях, шедших домой за окнами класса, туда, где они жили вместе с мамами и папами, которые не отсутствовали постоянно или не спали посреди дня.
«Ты передала ей письмо, которое я тебе дал?»
Чуть поерзать на стуле, притвориться, что нужно пописать, обычно это помогало.
Хеге Анита достала ключ, висевший на шее, и открыла дверь в квартиру.
– Привет?..
Ни звука.
Но мамины туфли стояли, а ее куртка лежала на полу, поэтому девочка обрадовалась.
Ей хотелось закричать «Ура», конечно, не слишком громко, маме не нравилось, когда ее будили, если она спала, что она делала довольно часто, если не была на работе. Ну как «на работе»? Может, это и не работа, но она делала что-то за деньги, в любом случае, поэтому она и была все время такой уставшей и почти никогда не бывала дома.
Недавно в школе был родительский день, и другие мамы рассказывали, кем работают. Одна – врач, спасающий жизни больных людей. Другая – дантист, лечащий детей с дырками в зубах. Еще одна работает с компьютерами. Одна работала дома, и тогда Хеге подумала, что она почти как ее мама. И что мама тоже вполне могла бы прийти в этот день, хоть она и отказалась и даже посмеялась над дочкой, когда та спросила.
– Привет? – прошептала девочка осторожно и стащила сапоги.
Пробежала по коридору и в гостиную, но там никого не было.
Дверь в спальню была закрыта.
Она же знала это, но все-таки, сегодня… Может быть, сегодня можно, когда случилось столько хорошего?